— Сейчас я скажу тебе, что стану делать. Я возьму тебя немедленно, а потом оставлю тебя.

— Посмотрим, — промолвила Серафина.

Дариус нежно уложил ее на постель перед собой на живот и для начала погладил по спине. Затем также лег на кровать. Принцесса ощутила силу и гибкость его поджарого мускулистого тела, плавную отточенность движений, когда он опустился на нее и накрыл мощной грудью, вжимая в матрас.

Серафина обезумела от восторга. Она ощущала и частый стук его сердца, и пульсацию вздыбившейся мужской плоти, твердо упершейся ей в ягодицы сквозь ткань брюк. Дариус откинул пышную копну ее волос. Его жаркое дыхание ласкало Серафину. Погрузив пальцы в пушистые локоны, Дариус лизнул нежную кожу шеи.

Серафина прикусила губу и закрыла глаза, борясь с томной негой наслаждения, волнами захлестывающей все ее тело.

Его ладонь скользнула между ее грудью и матрасом. Дариус ритмично сжимал и разжимал грудь, прильнув долгим влажным поцелуем к изгибу ее шеи. Принцесса почувствовала, как он замер и его зубы легонько сжались, покусывая ей затылок. Первобытная инстинктивная покорность вдруг овладела ею, будоража кровь, подчиняя его хозяйской власти.

— Ты моя, — прошептал Дариус. — Никогда не забывай об этом.

— О-о-о! Я тебя ненавижу! — выдохнула она.

Он неожиданно перекатил Серафину на спину и оседлал, а затем, мгновенным движением зажав обе ее кисти в ладони, завел ей руки за голову. Его губы впились в рот жены, жадные, ищущие, требовательные. Алчным глубоким поцелуем они завладели Серафиной, едва давая дышать. Она жадно приоткрыла рот, но Дариус продолжал свой ненасытный лихорадочный натиск, такой великой и ужасающей была его пустота. Серафина трепетала от желания. Она гладила его плечи, руки, крепкую спину…

Дариус стал раздевать ее, грубо срывая горячими дрожащими руками одежду, целуя яростно и порывисто.

Пуговицы быстро истощили его терпение, и он рывком разорвал ее платье до пояса.

Серафина не успела даже ахнуть, как его рот вновь впился в ее губы, а язык проник внутрь ее рта.

тогда как руки, сдвинув обрывки платья, плотно легли на грудь.

Она млела от того, как Дариус ласкал ее грудь. В этот момент Серафина поняла, что он почти победил. Ах, Дариус был гораздо опытнее и беспощаднее ее. Воля и упорство Серафины исчезли, растворились в блаженстве. Дариус был поистине мастером совращения. Поскольку он пригвоздил руки Серафины, она не могла трогать его там, где хотела, и не могла ему ни в чем помешать. Но принцесса и не старалась освободиться.

Мысленно обругав себя за слабость, Серафина попыталась вернуть самообладание. Однако Дариус задрал юбки жены выше бедер и начал гладить ей ноги. Она вспыхнула от стыда, но он уже обнаружил, что она отзывается на его ласки.

Удовлетворенно вздохнув, Дариус провел пальцами по влажным потаенным складочкам. Серафина мучительно жаждала этого прикосновения, хоть и пыталась сохранить остатки решимости противостоять ему. Она ведь запретила себе сдаваться и теперь отказывалась признать его победу. Пусть-ка он окажется страждущим и жаждущим, пусть запылает от прикосновения к ней… Скоро, скоро она обернет все против него и возьмет над ним власть!

Принцесса вся сжалась, заставляя себя лежать неподвижно. Дариус тихо, проказливо рассмеялся, подул в ее ушко, потыкался в него носом, пощекотал дыханием легкие завитки у шеи. Она вздрогнула от удовольствия, когда его большой палец нащупал твердый бугорок наслаждения в сокровенной расщелинке.

— Значит, ты решила потягаться со мной выдержкой? Не так ли? — пробормотал он.

Серафина лишь скрипнула зубами. Закрыв глаза, она сосредоточилась на опасном источнике блаженства, который его палец обводил сужающимися кругами медленно и легко. Поддразнивая ее… соблазняя… флиртуя. Серафина изо всех сил старалась не шевелиться. Грудь ее вздымалась часто-часто, дыхание стало неглубоким и прерывистым, но она все еще не давала воли своей страсти к этому мужчине.

— Очень хорошо, госпожа моя, — прошептал Дариус. — Ты заставляешь меня играть не по правилам.

И он обрушил на нее безжалостный водопад наслаждения.

Принцесса не знала, сколько раз он довел ее до грани экстаза, чтобы в последний миг отступить от края. Не знала, сколько прошло времени, но в комнате стало светло и жарко. Минуло утро, и разгорелся день, а Дариус продолжал погружать Серафину в море чувственных ощущений. Каждый раз, едва она успевала перевести дыхание, Дариус вновь делал так, что ее накрывали волны удовольствия, пока ее нужда в нем не превратилась в невыносимый мучительный голод. Тогда она стала молить его, в безумном диком порыве рвать на нем одежду, тянуть Дариуса к себе, к своему влажному от испарины телу. Серафина гладила его, втягивала в себя, позабыв о стыде и скромности.

Агатовые глаза Дариуса сверкали блеском победы. Он наблюдал за сменой эмоций на лице Серафины, когда проник в нее так глубоко, что кончик его мужской плоти уперся в дальний край ее лона. Тогда Дариус чуть вышел из нее, скользя по тугим внутренним стенкам, которые влажным коконом обволакивали его и не отпускали назад.

Ощущая его в себе, Серафина не сразу поняла, что вопль восторга и облегчения сорвался с ее уст и она повторяет, задыхаясь: «О Дариус, Дариус!»

— Все хорошо, принцесса, — пробормотал он низким голосом, хриплым от желания. — Будь паинькой, и я отдам тебе все.

«Надменный язычник!» Его власть над ней приводила в ярость принцессу. Бурная кровь ее кипела, и Серафина клялась, что, прежде чем признать свое поражение, заставит Дариуса подчиниться. Он лишил ее самообладания, и теперь ей оставалось лишь добиваться того, чтобы с ним произошло то же самое.

Широко открыв глаза, Серафина вгляделась в него сквозь густой туман желания, заволакивающий взор. Его ресницы опустились, он закусил губу и ритмичными толчками медленно и глубоко входил и выходил из нее, с наслаждением вкушая каждый оттенок удовольствия. Она стонала, уже не в силах сдержать свой отклик. Обвившись вокруг него, Серафина чувственно колыхалась под ним… вместе с ним.

— М-м-м, малышка, так, именно так…

— Дариус, Дариус, я не вынесу этого!..

— Не подведи меня, ангел. Еще немного… Держись, пока я не скажу… — задыхался он.

Дариус вонзился в нее еще раз, и они замерли. Это была свирепая битва. Время словно остановилось. Средь бела дня Дариус проделывал с телом и душой Серафины такие вещи, о которых раньше она и не помышляла. Он заставил ее испытать чувства, никогда ранее ею не испытанные: экстаз и отчаяние, власть и полную покорность, крики и еле слышные стоны. Они обретали бессмертие, оказываясь в золотых тенетах любви, сомкнутые в любовной схватке, не в силах разделиться, не имеющие сил разорваться, в нескончаемой борьбе за власть друг над другом.

— Сладкая! Какая сладкая! — шептал он, осыпая жену поцелуями, вжимая в постель ее трепещущее тело. Он шептал слова любви, когда его плоть пульсировала в глубине ее лона.