Роб сидел у себя в квартире, полностью поглощенный видеозаписью. Клонкерри прислал ее три дня назад по электронной почте.

Камера запечатлела дочь и Кристину в маленькой комнате без каких-либо характерных особенностей. Во рту Лиззи, как и во рту Кристины, был кляп. Обе были крепко привязаны к деревянным креслам.

Они были в чистой одежде и не выглядели физически травмированными. И все же крепкие кожаные ремни и ужас в глазах делали зрелище почти непереносимым для Роба.

Тем не менее он просматривал запись снова и снова, через каждые десять-пятнадцать минут. Просматривал, а потом слонялся по квартире в нижнем белье, небритый, немытый, сраженный отчаянием. Попытался съесть гренок, но не смог. Он уже давно не ел нормальной пищи. В последний раз это было несколько дней назад, когда его бывшая жена приготовила завтрак.

Он поехал к ней, чтобы поговорить о судьбе дочери, и Салли великодушно зажарила ему яичницу с ветчиной, и он почувствовал голод и съел почти половину, но потом Салли расплакалась. Роб встал, обнял ее, попытался успокоить, но только все испортил: она оттолкнула его и заявила, что это он виноват, и кричала, и плакала, и даже била его. И Роб просто стоял, пока она лупила его по лицу, а потом с силой двинула в живот. Он покорно сносил удары, потому что чувствовал: Салли права. Это он создал ужасную ситуацию. Своей безостановочной погоней за материалом, эгоистичной жаждой журналистской славы, небрежением к подрастающей дочери. Самим фактом того, что находился за границей и не мог защитить Лиззи. Всем в совокупности. Огромное чувство вины и ненависть к себе в тот момент ощущались почти четко. По крайней мере, это были реальные, искренние, обжигающие эмоции, которым удалось пробиться сквозь тупое отчаяние, в котором он пребывал почти все время.

Единственным спасательным тросом, позволяющим сохранять рассудок, был телефон. Роб часами угрюмо смотрел на него, ожидая звонка. И телефон звонил много раз. Иногда это были друзья, иногда коллеги по работе, иногда Исобель из Турции. Все пытались помочь, однако Роб в разговоре с каждым проявлял нетерпение, потому что единственное, чего он жаждал, это звонок из полиции.

Он уже знал, что появился многообещающий след. Четыре дня назад Форрестер сообщил, что банда может скрываться к югу от Дублина, где-то в районе Дома Монпелье, дома ирландского «Клуба адского огня». Детектив объяснил, как в Скотленд-Ярде пришли к такому выводу: убийцы определенно время от времени покидали страну. При этом они исчезали совершенно бесследно — ни таможня, ни паспортный контроль ни разу их не засекли. Это наводит на мысль, что они прячутся в единственном иностранном государстве, где не введен паспортный контроль для жителей Англии.

Должно быть, они уезжали или улетали в Ирландию.

Все звучало очень правдоподобно, и Роб слушал очень внимательно. Пока Форрестер не стал рассказывать, в подтверждение своей версии, о захоронении жертв в Рибмоне и Чатал-Хёюке, об убийце по имени Гаси, о семье Клонкерри, поселившейся рядом со своими давними жертвами… И тут Роб отключился.

Латрелл не очень-то поверил психологическим изыскам Форрестера. Они, скорее, напоминали предчувствие, а Роб не доверял предчувствиям. Он не доверял ничему и никому. Даже себе. Слишком горячо он себя ненавидел. Слишком глубоко страдал.

Ночью он лег в постель и проспал три часа. Приснилось распятое на кресте вопящее животное, не то свинья, не то собака. Когда журналист проснулся, начинался рассвет. В сознании упорно маячил образ несчастного зверя.

Роб принял валиум и в следующий раз проснулся уже днем. Мобильный телефон звонил. Звонил! Латрелл бросился к столу.

— Алло?! Алло?!

— Роб?

Исобель… Настроение резко упало. Ему нравилась Исобель, он нуждался в ее мудрости и поддержке, но в данный момент ждал звонка из полиции.

— Исобель…

— Пока никаких новостей?

— Со времени последнего разговора… нет. Ничего. Только… только электронные письма. От Клонкерри. И в них видео…

— Роберт, мне очень жаль. Но…

Она помолчала. Роб живо представил ее в изысканном деревянном доме, смотрящую на голубую гладь. Образ причинял боль, напоминая о том, как они с Кристиной влюбились друг в друга. Там, под звездами Мраморного моря.

— Роберт, у меня есть идея.

— Ммм…

— Насчет Черной Книги.

— Ну… да…

Ему было трудно даже изобразить интерес.

Исобель это не обескуражило.

— Послушайте, Роб. Книга. Ее ищут эти негодяи, верно? Черную Книгу? Ищут отчаянно. И вы сказали им, что можете найти ее, или нашли, или что-то в этом роде, только бы удержать их… Правильно?

— Да, но… Исобель, у нас ее нет. И мы понятия не имеем, где она.

— В том-то и суть! Представьте, что мы ее нашли. Если нам будет известно местонахождение Черной Книги, в наших руках окажется рычаг воздействия на них, верно? Мы сможем… произвести обмен… договориться… Улавливаете мою мысль?

Роб коротко выразил согласие. Хотелось бы ему более энергично реагировать на звонок, но он так устал!

Исобель продолжала говорить. Слушая ее, журналист босиком расхаживал по квартире, зажав телефон под подбородком. Сел за письменный стол, посмотрел на мерцающий экран компьютера. Никаких новых писем от Клонкерри не поступило. По крайней мере, никаких видеозаписей.

Латрелл попытался сосредоточиться на том, что говорила Исобель.

— Исобель, я ненадолго отключился, извините. Можете повторить?

— Конечно… — Она вздохнула. — Сейчас объясню. Думаю, бандиты сделали ставку не на того человека.

— Почему?

— Я произвела кое-какие исследования. Нам известно: в какой-то момент банда интересовалась Лейярдом. Ассириологом, который встречался с езидами. Правильно?

Смутное воспоминание проскользнуло в сознании Роба.

— Проникновение в школу, вы имеете в виду?

— Да. — Голос Исобель зазвучал тверже. — Остин Генри Лейярд, который способствовал строительству Ниневийского павильона. В школе Кэнфорд. Его знаменитая встреча с езидами в тысяча восемьсот сорок седьмом году.

— Ну да… Это нам известно…

— Однако истина в том, что он встречался с ними дважды! Второй раз в тысяча восемьсот пятидесятом.

— Хорошо… И что?..

— Это все есть в моей книге… просто я только сейчас вспомнила. «Завоевание Ассирии». Вот что там сказано. Лейярд отправился в Лалеш в тысяча восемьсот сорок седьмом. Потом он вернулся в Константинополь и встретился там с британским послом в Высокой Порте.

— В Высокой…

— Порте. Оттоманская империя. Посла звали сэр Стратфорд Кэннинг. И вот тогда-то все изменилось. Два года спустя Лейярд снова едет к езидам — и на сей раз его встречают с необъяснимым триумфом, и он совершает находки, сделавшие его знаменитым. И учтите, книга историческая, все так и было. Понимаете?