– Мне приказано доставить вас к отцу Никодиму.

Это было неожиданно. Зачем я понадобился отцу Никодиму?

– Меня?

– Вас. Идемте.

Особист провел меня уже знакомой улочкой до ворот, за которыми виднелась Золотая Долина. Караульные, ни слова не говоря, посторонились.

Мы пошли через плац (кровавое пятно скрылось под снегом) к белому дворцу с плакатом «Будущее зависит от тебя». Да уж, от меня… Никак не думал, что так скоро вернусь сюда… Вон там, кажется, лежала отрубленная голова Бориса.

Я едва смог подавить рвотный спазм. Горло драло кислятиной, голова дико болела. Я с ненавистью смотрел в энергичную спину особиста. Неужели так теперь будет всегда: «Вас требуют, идемте», «Срочно явиться», «дан приказ»? Ни охнуть, ни вздохнуть.

За белым дворцом показались золотые статуи: стоящие кружком женщины, что-то держащие в руках, куда-то завлекающие (наверно, из-за них это место и назвали Золотой Долиной). Повернув направо, мы подошли к еще одному белому дворцу, с надписью «армения» под козырьком с причудливыми каменными завитушками. Что такое армения?

– Станьте лицом к колонне, – подал голос особист. – Ноги держите на ширине плеч.

– Зачем это?

– Таков порядок.

Я прислонился к холодному камню. Особист быстрыми четкими движениями обыскал меня.

– Прошу, – он взмахнул рукой, приглашая следовать за собой.

Столько всевозможного барахла я никогда в жизни не видел! Просторный, тускло освещенный зал был завален чуть ли не до потолка: диваны, статуи, книги, компьютерные мониторы, тряпье, плюшевые игрушки, аквариумы, пластиковая посуда. Чего здесь только не было! Все бесполезное, ненужное.

Проследовав за особистом по узкой тропинке, проложенной в джунглях барахла, я вышел на свободное пространство и увидел Отца Никодима (память проворно выдала картину – отточенное лезвие опускается на шею Бориса). Отец Никодим возлежал на диване, закинув длинные ноги в остроносых сапогах на спинку. Рядом, в кресле, сидел Глеб Пьяных – тот самый бородач, что опрашивал меня в первый день в Цитадели.

– Ахмат, стрелок АМР, доставлен, – доложил приведший меня особист.

– Хорошо, можете идти, – кивнул Глеб Пьяных.

Отец Никодим лениво разглядывал меня, глубоко затягиваясь сигаретой.

– Голова болит? – вдруг спросил он.

Я от неожиданности ответил не сразу.

– Болит, Отец Никодим.

– Обращайтесь к Отцу Никодиму – «ваш крест», – вставил Глеб.

– Болит, ваш крест.

– Зеленка?

– Зеленка, ваш крест.

Отец Никодим засмеялся, Глеб Пьяных послушно оскалил зубы.

– Знаешь выражение, Ахмат, – «клин клином вышибают»?

– Не знаю, ваш крест.

– Так вот, держи.

Отец Никодим протянул мне зеленую бутылку. Даже смотреть на нее было противно… Я сделал глоток. Горло вспыхнуло огнем. Я боялся, что меня снова стошнит, но – отец Никодим оказался прав – мне полегчало.

– Спасибо, ваш крест.

Я возвратил бутылку.

– Полагаю, теперь с тобой можно говорить на равных, – Отец Никодим улыбнулся, – Должен сказать, меня впечатлило, как ты, Ахмат, разобрался с тем претендентом.

Я сразу понял, что он имеет в виду Бориса.

– Без истерики, без всех этих «кийя!» – четко и ровно. Ничего лишнего – удар и… результат.

– Спасибо за высокую оценку, ваш крест, – сказал я.

Глеб Пьяных иронично взглянул на меня.

– Оценка и вправду высокая, – согласился отец Никодим. – Настолько высокая, что я решил назначить тебя в свою личную охрану на место Григоренко. Его ранили во время рейда по Измайловскому гетто. Помнишь, Глеб?

– Да, ваш крест, – отозвался Пьяных. – Та еще была заварушка.

– Временно, конечно, – пока не оклемается Григоренко. Как ты на это смотришь?

Я ответил, что буду рад сложить за него голову.

– Похвально.

Отец Никодим обратился к Глебу:

– Распорядись выдать парню оружие. Вечером я выезжаю на Вторую. Сколько можно тратить время впустую?

Я сидел в машине сопровождения вместе со стрелком из охраны и шофером, держа заряженный АКМ на коленях. Следом за нами медленно двигался черный автомобиль Отца Никодима. Мы покинули Цитадель не больше двадцати минут назад, но почему-то казалось, что давным-давно. Быть может, потому, что стрелок, по имени Меир, оказался надоедливым и болтливым парнем. Жиденький, востроносый, со смоляными глазками и чернявой бородкой, он словно имел шило в заднице и вертелся на месте юлой.

– Ты из стрелков? – накинулся он на меня. – Давно принят?

Узнав, что только вчера, Меир посмотрел с уважением:

– А я уже год, как в стрелках корячусь. Дальше охранки не дослужился.

– И не дослужишься, – повернув широкое лицо, вставил шофер.

– Это почему? – вскинулся Меир.

– Потому что ты трепло.

– Что есть, то есть, – согласился стрелок, выглядывая в окно. – О, уже Северянин.

Машина проехала по эстакаде, нависшей над железнодорожной платформой.

Из разговора Меира с шофером, я сделал вывод, что служба в личной охране отца Никодима не так уж почетна.

– Скоро кладбище, – неспокойно сказал шофер. – Здесь часто банды нападают на конвои.

– Прям уж и часто, – беспечно протянул Меир. – Когда последний раз?

Шофер умолк, должно быть, припоминая.

– В октябре на конвой конунга Шавката напали…

– Ну, да ты не дергайся, – перебил Меир. – С нами тебе сам черт не страшен.

Машина свернула в переулок, и почти сразу под передним колесом что-то громыхнуло. Осколки стекла, вместе с черным дымом устремились в кабину; сквозь пелену я увидел шофера, уронившего голову на руль.

– Мародеры!

Меир лихорадочно передернул затвор автомата, однако выстрелить не успел. Разбив стекло, пуля попала ему в голову. Меир навалился на меня, еще теплый, но уже не от мира сего. Я опустился на сиденье. Лязг пуль по металлу повторился.

Дьявол подери! Вот так западня.

Стрельба внезапно прекратилась. Я услышал голоса.

– Есть кто в первой машине?

Прячась за трупом Меира, я увидел появившуюся в окне физиономию – круглая, испитая рожа с жидкой бороденкой.

– Три трупака, – сообщил кому-то мародер. – Шофер и два стрелка.

– Оружие у них забери.

Дверца машины заскрежетала. Мое сердце готовилось выскочить из груди, и только оно жило во всем моем теле. Я превратился в труп.