— Нет, конечно. Несчастный старикан, наверное, слишком долго просидел здесь, на продуваемых всеми ветрами холмах. Старые сказки Леппингтонов, без сомнения, стали у него навязчивой идеей. — Он вдруг бросил на нее удивленный взгляд: — А почему ты спрашиваешь? Ты поверила?

Не успела Бернис открыть рот, чтобы ответить, как по заднему двору гулким эхом раскатился грохот. Раздался он со стороны здания, венчающего вход в пещеру. Повернувшись, Дэвид увидел, что тяжелые двери постройки распахнуты и раскачиваются на ветру. Время от времени одна из створок с грохотом ударялась о косяк.

Дэвид вздохнул.

— Надо думать, милый дядюшка оставил после себя в пещере полный кавардак. Динамит? Ну и ну, готов поспорить, у полиции возникнет немало вопросов, где он его раздобыл. — Он зашагал в сторону каменной постройки с парой качающихся на ветру дверных створок.

— Осторожно, — встревожилась Бернис. — Если там был взрыв, в пещере может быть небезопасно.

— Не беспокойся, — улыбнулся он в ответ. — Меня туда на... Клещами не затащишь. Правда, лучше бы закрыть двери на случай, если ребятишкам взбредет в голову исследовать подземелья.

Он подпер дверь, опустил болт в специально выдолбленную в половой доске дыру. Потом он поймал вторую дверь, готовясь закрыть и ее тоже.

Тут он на мгновение помедлил, вглядываясь в темный зев пещеры, лежащей за отделанным деревом входом. На полу виднелись капли крови. Он представил себе, как дядя взрывает стальное заграждение: сила взрыва отбрасывает его на стену, потом он, шатаясь, выбирается за двери, на нетвердых ногах добредает до дому, где еще успевает позвонить в «скорую помощь», по лицу у него течет кровь...

Пасть туннеля завораживала. Он поймал себя на том, что всматривается в кромешную тьму. Тьму, казавшуюся чем-то большим, чем просто отсутствие света. Казалось, протяни руку и сможешь пощупать эту прочерченную пурпурными сполохами тьму. Создавая ощущение чьего-то присутствия, сама тьма как будто стала формой.

Оказывается, Бернис тоже всматривалась во тьму. Будто эта темная дорога к сердцу горы обладала способностью гипнотизировать. И кто знает, что лежит за ней? Пещеры, туннели. Озеро из легенды. Озеро и огромная рыбина с серебряной чешуей, которая плавает и плавает медленными кругами где-то глубоко под землей.

Было во всем этом что-то завораживающее. Хотелось просто шагнуть вперед, пройти в пещеру, позволить бархатистой тьме поглотить тебя.

— Дэвид. — Голос Бернис звучал очень тихо, чуть громче шепота. — Дядя просил тебя вспомнить, что ты видел в пещере.

Дэвид безмолвно кивнул.

— Он сказал, это важно. Что когда ты был маленьким, он брал тебя с собой в пещеру и ударял по прутьям ограды железным прутом.

— Да.

— Зачем он это делал?

— Не знаю.

— Прутья клетки иногда трясут, чтобы привлечь внимание запертого в ней животного, так?

— Да. — Голос Дэвида упал до шепота. Все мускулы словно свело судорогой. Внезапно мир оказался далеко. С тем же успехом голос Бернис мог доноситься со дна глубокого колодца.

Все его внимание было приковано к пещере, уходящей в недра холма, будто артерия, что змеится внутри человека, чтобы войти в его бьющееся сердце.

— Ты помнишь, что видел тогда, Дэвид?

— Нет.

— Ты стоял здесь с дядей. Он потряс прутья клетки... звяк, звяк, звяк... Что ты тогда увидел?

Внезапно он изо всех сил вцепился в дверь, зубы у него щелкнули — это резко дернулись мускулы, заставив сомкнуться челюсти. Ощущение чего-то, налетающего из глубин памяти. Рухнула стена — и все, что лежало за ней, хлынуло наружу.

— Дэвид. Что ты видел?

— Я видел их... — Он повернулся к Бернис. В душе у него было холодно, очень холодно. — Я видел их... они вышли из темноты.

— Их, Дэвид? Кто это был?

— Люди. — Горло у него перехватило, это тело предприняло последнюю отчаянную попытку не дать вернуться воспоминаниям. Он конвульсивно содрогнулся. — В пещере. Там были люди. Десятки людей. Я помню лица... они были белые. Белые, как кусок кости. — Он встретился взглядом с глазами Бернис — широко открытыми испуганными глазами. — И это были чудовищные монстры.

Леппингтон, город, а не человек, претерпевал трансформацию от ночи к дню. Уже открылись газетные киоски. Мальчишки катили по городу на велосипедах с сумками, тяжелыми от воскресных газет, в свою очередь, распухших от воскресных приложений, которые так никто и не прочтет до конца.

Бескрайние скотобойни светились над городом, их кирпичные бока еще сияли после грозы. Огромные помещения для забоя хранили безмолвие. Полы чисты, воздух тих и тяжел после дезинфекции.

Река Леппинг, вздувшаяся после дождя, шумно перекатывалась по валунам, вокруг которых вода белела от пены.

В большинстве домов шторы еще задернуты, их обитатели спят допоздна.

В доме семьи Моббери, стоящем на муниципальном участке на окраине, ненадолго проснулся отец Дианы. С мгновение он смотрит в затененный потолок, слушая, как по долине шумит легкий ветер. Диана вчера не вернулась домой. Новый дружок, думает он. Она, вероятно, сейчас опять где-то веселится — в Уитби, или в заливе Робин Гуда, или где там еще. Хороший отец этого бы не одобрил, думается ему.

Большинство родителей строгих правил сказали бы своей взбалмошной дочери двадцати с лишним лет: мол, успокойся, выйди замуж, заведи детей. Но жизнь в Леппингтоне, как ядро, влачит за собой монотонность. Большинство молодоженов живут здесь же, в муниципальных домах, и на муниципальное же пособие по безработице. Он видел, как матери-подростки катят коляски с детьми. Эти матери выглядели так, словно из них высосали все соки; на их лицах уже отштампованы унылые мины затюканных домохозяек, которым предстоит еще один день механического отправления все тех же обязанностей: стирка, уборка с пылесосом, глажка, смена подгузников, и так далее, и до бесконечности. Эти люди обескровлены; давая волю воображению, он представлял себе их живыми мертвецами нашего времени. Всем им решительно нечего ждать, не на что надеяться.

Во всяком случае, у Дианы жизнь иная. Где бы, с кем бы она ни была, он молился, чтобы ей было весело.

На том мистер Моббери повернулся на другой бок и снова заснул.

Возвращение в гостиницу было заполнено молчанием, прерываемым автоматными очередями вопросом и ответов. Окружающий мир — для Дэвида Леппингтона — все еще оставался похожим на сон, даже в этом безжалостном железно-сером предутреннем свете.

Бернис Мочарди говорила быстро, как детектив, подошедший к самой разгадке какого-нибудь особенно запутанного и загадочного убийства.

— Ты что-нибудь еще помнишь?