Он в очередной раз изменил внешность, обзавелся новыми документами, снял значительную сумму денег с тайного банковского счета, нанял хорошую, спокойную квартиру и начал прощупывать подходы к конкуренту. Действовать надлежало с максимальной осторожностью, не приближаясь к объекту. Крайне маловероятно, что зазнавшийся проходимец при встрече узнает случайного знакомого пятнадцатилетней давности, тем более тщательно загримированного, но Феликс Эдмундович предпочитал ничего не оставлять на волю случая.

Между тем весь Петроград только и говорил что о Распутине. Одни полагали, что Гришка немецкий шпион и склоняет государя к сепаратному миру с немцами, другие — что он продался британской короне, третьи клялись, что он жидомасон, агент международного еврейства; четвертые утверждали, что Григорий Ефимович самый что ни на есть подлинный патриот и святой — достаточно поглядеть на его лицо, чтобы понять это... Все эти домыслы мало занимали Дзержинского: он должен был уничтожить Распутина по своим личным причинам, не имевшим ничего общего с сиюминутными политическими интересами. Кроме того, благодаря собственной агентурной сети он отлично знал, что Распутин никакой не шпион, а самый обыкновенный мужик, то есть бездельник, шарлатан и пройдоха, дорвавшийся до сладкой халявы, за что, учитывая идиотизм русской жизни вообще и низкое происхождение Григория в частности, вряд ли можно было его всерьез осуждать; Дзержинский, разумеется, не мог питать к конкуренту симпатии, но и личной неприязни к Распутину у него не было. Может ли человек ненавидеть вошку, тварь Божью?

Важно было другое: где и с кем Распутин проводит время и как к нему подобраться, не рискуя быть схваченным. Очень скоро Дзержинский с огорчением выяснил, что это практически невозможно: отчаянно боявшегося покушений Гришку и Гришкину квартиру на Гороховой день и ночь охраняют человек двадцать специальных агентов в серых тужурках. Страшно тяжело работать без помощников. Но довериться никому нельзя: на кон поставлено кольцо, а с ним — и корона. Как дурной сон, повторялась история с охотой на Дягилева, но на сей раз это не могло быть недоразумением... А время идет! Взбалмошность императрицы всем известна: поди угадай, когда ей взбредет в голову подарить фавориту заветное колечко! Феликс Эдмундович уже несколько раз стрелял в Распутина издали из бесшумного револьвера, но не попал, да и сам Вильгельм Телль промахнулся бы с такого расстояния. Так что он вынужден был ограничиться тем, что каждую полночь звонил Распутину по телефону и говорил загробным голосом: «Покайся, ублюдок, свинячий сын...» Но это приносило лишь небольшое моральное удовлетворение.

Только однажды за эти дни он подошел к объекту совсем близко: переодевшись рассыльным из французской кондитерской (настоящего рассыльного пришлось ликвидировать), доставил на дом Распутину корзину с пирожными и огромный праздничный торт. К сожалению, возможность подвернулась так внезапно, что Феликс Эдмундович не успел добавить в кондитерские изделия яду; впрочем, яд он всегда считал средством ненадежным, да и кто мог знать, жрет ли Гришка сласти самолично, или они предназначаются для его гостей? (Дзержинскому, конечно, не было жаль распутинских гостей, но он не любил совершать бесполезные действия.) Он был готов умертвить Распутина с помощью кинжала, но понял, что ничего не получится, едва ему открыли дверь: квартира на Гороховой была полна людей — просители, визитеры, приживалы и приживалки, слуги, — и все они ежеминутно толпами шныряли туда-сюда, а сам хозяин был с дамой. Убить Распутина в таких условиях было еще кое-как можно, но скрыться незамеченным — едва ли.

Дзержинский даже не надеялся увидеть Григория, но безалаберная прислуга пропустила его с корзиной В комнату, где расположился Григорий Ефимович с гостьей. На секунду Дзержинский задержался на пороге, разглядывая объект. Распутин выглядел благообразно: волосы и борода расчесаны, напомажены, грубые кривые ногти почти чисты; сапоги на нем были лаковые, рубашка шелковая, подвязанная пояском. Дзержинский впился взглядом в его руки — слава богу, средь множества аляповатых перстней, усеивавших Гришкины костлявые пальцы, пока еще не было того, заветного!

Распутин сидел на мягком диване, закинув ногу на ногу, и с детским восторгом слушал, как дама — судя по костюму и осанке, какая-то из фрейлин, — читает ему вслух роман Захер-Мазоха. Время от времени он произносил какую-нибудь фразу, коверкая свою речь так, как он не коверкал ее и в селе Покровском, будучи неграмотным крестьянином. Дзержинский не мог не чувствовать некоторого восхищения этим талантливым лицедеем. Под ногами у Григория вились разноцветные, сытые, толстые кошки... Да, если б не кольцо, Дзержинский определенно не стал бы убивать этого безобидного и даже небесполезного субъекта, то бишь объекта: сам он любил животных почти так же сильно, как детей. Махнув рукой, Распутин отослал чтицу, показал посыльному, куда поставить корзину, и тут же, разорвав шелестящую бумагу, стал с обезьяньей ловкостью рыться в груде пирожных. Наконец он выбрал пирожное, целиком запихнул его в рот и начал хлопать себя по карманам, отыскивая мелочь.

— Благодарю покорно, — сказал Дзержинский, принимая гривенник и кланяясь. Из этого, казалось бы, бесполезного эпизода он почерпнул информацию, которая могла оказаться ценной: из множества роскошнейших пирожных Распутин выбрал птифур с розовым кремом.

...Покидая комнату, Дзержинский обернулся с порога и увидел, как Распутин радостно пнул кошку сапогом в брюхо. Нет, он все-таки заслуживает смерти!

По возвращении домой Феликс Эдмундович крепко задумался. Все-таки отравление? Подсыпать Распутину яду в одном из ресторанов, по которым тот шляется? Или удавить полотенцем в банях, ошпарить кипятком? Но и в ресторанах, и в банях вокруг Григория толпа народу: агенты, дружки, женщины, цыгане... Все не то. Хотелось бы совершить идеальное убийство, то есть такое, ответственность за которое возьмет на себя кто-то другой. А еще проще — если бы этот кто-то сам и прикончил Григория. Но кто? О своем желании расправиться с Распутиным болтали многие; по Петрограду давно гулял слух о заговоре великих князей... Однако время шло, а Распутин гулял жив-живехонек. Кишка тонка была у «великих» князьков, да и цель их заговора Дзержинского не устраивала: они хотели, уничтожив Распутина и свергнув Николая, возвести на престол отрока Алексея, а вовсе не Михаила, который был нужен, чтоб исполнилось проклятие Марины Мнишек. Да, на князей Романовых надежды нет, все нужно делать своими руками. Похоже, придется бомбу... Дзержинский досадливо поморщился: до сих пор он только приказывал специалистам изготавливать бомбы и не имел ни малейшего представления о том, как это делается. Купить разве учебник по химии?

Но учебника покупать не пришлось: благосклонная фортуна послала ему нужную встречу. Поздним вечером в начале декабря Дзержинский, уставший после очередного дня бесплодной слежки, сидел в общей зале ресторана «Прага». Укрытый тенью пальмы от посторонних глаз, он мрачно щурился, пуская кольца папиросного дымка, и медленно прихлебывал белое вино. Одет и загримирован он был с той продуманной эклектичностью, что позволяла принять его за кого угодно: светского хлыща, купчика-нувориша, биржевого маклера, удачливого налетчика. Такой маскарад был удобен в случаях, когда не знаешь заранее, какую роль предстоит играть.