Работницы в этот день выступили застрельщиками забастовки, ходили от одного предприятия к другому и, под крики “долой войну” и “хлеба” снимали работавших. Движение началось с утра на Выборгской стороне и быстро перешло в другие районы. Во многих местах выход рабочих на улицу сопровождался короткими демонстрациями, кое-где закончившимися частичными столкновениями с полицией.

Значительную часть этого дня я провел на Выборгской стороне, на квартире Ц.К (у Д.А. Павлова), куда стекались сведения со всего района. Под вечер я решил отправиться в город… По пути виднелись патрули городовых. По Невскому проспекту разъезжали конные городовые. Пешие городовые охотились за отдельными рабочими, появлявшимися на Невском проспекте. Было ясно, что они решили принять энергичные меры борьбы против наших призывов в центр, против наших лозунгов демонстраций.

Перед этим выступлением в нашей среде усиленно обсуждался вопрос о том, каким путем возможно вовлечь солдатскую массу в революционную борьбу рабочих. Все соглашались с тем, что без присоединения солдат рабочие своими силами сломить самодержавие не смогут. Однако вопрос о вовлечении солдат в революционное движение казался столь трудным, что некоторые товарищи высказывали пожелание добиться хотя бы того, чтобы солдаты “держали нейтралитет”, не выступали бы на помощь полиции, и при этом условии рабочие могли бы справиться одни.

Чтобы победоносно завершить революцию, кое-кто из партийных товарищей выдвигал вопрос о создании боевых дружин, о добыче оружия и вооружении части активных товарищей, в целях отпора полицейским силам. На Бюро Центрального Комитета мы обсуждали эти предложения и пришли к заключению, что эти боевые дружины могут только породить иллюзии у рабочих, отвлечь их внимание от основной задачи завоевания, путем пропаганды, агитации самых широких солдатских масс. На почве вооружения мы не могли конкурировать с царским правительством. Наши “боевые” дружины могли бы не привлечь, а, при некоторой доле провокации или бестактности, способствовать натравливанию солдат на рабочих. Всем товарищам, искавшим оружие для дружин, нами было отказано. “Возьмите казармы! – говорили мы им, – там находится оружие”.

Завоевать солдат мы предполагали через улицу. Мы учитывали, что у питерских властей не хватит полиции для подавления всеобщей стачки, к которой мы приближались с каждой неделей. Выходя массами на улицы, митингуя и демонстрируя наши лозунги, мы предполагали вовлечь в это движение и солдат. У нас были кое-какие сведения о военных мероприятиях по подавлению “беспорядков”, к которым готовились власти. Мы знали, что солдаты будут выведены из казарм на улицы против “внутреннего” врага. И мы рассчитывали, что у “запасного” солдата, горожанина или крестьянина, не может быть удали и рвения к истреблению “внутренних” врагов, в виде питерских пролетариев. Теперешний солдат, оторванный от семьи, видящий горе и бедствия трудовых масс, не сможет выдержать длительных пыток, какими несомненно является для него участие в подавлении “беспорядков”. Мы были убеждены, что в результате применения войск для подавления революционного движения, может быть, не сразу, может быть, дорогой ценой, ценой крови пролетариев, мы все же будем иметь отказ солдат быть орудием подавления. От отказа же был только один шаг до активного выступления на стороне рабочих. И всю нашу работу в эти дни мы направляли по этому руслу…

В пятницу 24 февраля по фабрикам и заводам всей Выборгской стороны были устроены митинги. Рабочие призывались к забастовке и демонстрациям в центре города. Наши товарищи выступали с предложениями братанья с солдатами, проникновения к ним в казармы. Рабочая масса с энтузиазмом приветствовала эти предложения и, в свою очередь, непосредственно проводила их в жизнь. Вокруг солдатских казарм, около часовых, патрулей и цепей стояли кучки рабочих и работниц и дружески перекидывались словами.

Наше Бюро Центрального Комитета, в составе трех товарищей П. Залуцкого, В. Скрябина (Молотова) и меня, собиралось в эти дни очень часто. События развивались с головокружительной быстротой… Движение с каждым часом росло вширь и вглубь, вовлекая десятки тысяч рабочих, и никто не был в силах, кроме наших партийных организаций, его остановить. Мы приняли решение развивать движение в сторону вовлечения в него солдатской массы и отнюдь не ограничивать это выступление каким-либо механическим постановлением, определяющим всеобщую стачку трехдневным сроком, как это было в моде Пе-Ка. Проведение этого решения в Пе-Ка поручили нашему представителю в Пе-Ка, т. П. Залуцкому. Пе-Ка, в лице отдельных членов – Кирилла Шутко, Скороходова – был согласен с нами по вопросу о необходимости развития движения до максимальных размеров».

Шляпников А.Г. Февральские дни в Петербурге. Харьков, 1925. С. 14—18.

Нетрудно заметить, что главное отличие двух отрывков: в 1925 году Шляпников по какой-то причине не упомянул, что лозунг «На Невский!» был пущен и пропагандировался большевиками (споры за и против вооружения боевых дружин рабочих в первом варианте упоминаются при описании событий до 23 февраля и после 25 февраля 1917 года).

Письмо А.Г. Шляпникова московским товарищам, 26 февраля 1917 года

«С 23-го пополудни мы переживаем большие события. В связи с женск[им] днем на некоторых заводах были организованы митинги. Закончилось забастовками в Выборгском районе, оттуда перешли в Центр на Петерб[ургскую] стор[ону] и т.д. К этому времени был закрыт, в связи с экономической забастовкой и митинговыми кампаниями, Путиловск[ий] завод. Рабочие Путилов[ского] зав[ода] обратились за помощью к организации. К этому же времени требования (недостаток хлеба) достигли необыкнов[енной] остроты, и все это отразилось на настроении рабочих кругов. В пятницу стачка приняла еще большие размеры, частично бастовал Трамвай. Утром были крупные демонстрации рабоч[их] (в 11 ч[асов] на Выб[оргской] стор[оне] шло в город до 50 тыс. рабочих). В различных частях города демонстр[ации] были в продолж[ение] всего дня. Днем и к вечеру большие митинги по всему городу и даже в различн[ых] част[ях] Невского.

В субботу стачка распространилась на весь промышл[енный] Питер. С полудня стал Трамвай. Днем демонстрации на Невском, у Казанск[ого] Соб[ора] и Знаменск[ой] площади. Были столкнов[ения] с полицией и учебными войсковыми командами. Убитых насчитывают десятками. Собиралась городская дума, высказалась за необходимость свободы печати, слова и собраний, а также выборов в предполагаемые рабочие комиссии по продовольствен[ному] вопросу. На призыв организации идти в город к Казанской пл[ощади] откликнулся весь рабочий и демокр[атический] Питер. Во всех переулках стоят войска. Время от времени раздаются залпы вдоль Невского у Знаменской пл[ощади] и других местах».

Сорокин А.К. Большевикам видится на расстоянии // Родина. 2017. № 2. С. 111.

Стоит обратить внимание на то, что в письме упоминается «призыв организации идти в город к Казанской площади», то есть на Невский проспект. Под организацией, понятно, подразумевается столичный актив РСДРП(б) – Русское бюро ЦК, ПК и райкомы (прежде всего Выборгский).

Из воспоминаний Вячеслава Михайловича Молотова, члена Русского бюро ЦК РСДРП (большевиков)