Тогда я удивился такому поведению и даже загрызть эту самку хотел, и только потом мне один знакомый бультерьер объяснил, что есть у людей такая форма ухаживания. Садомазохизм называется. Бультерьер про такие дела больше всех моих знакомых псов знал, поскольку его хозяева этим самым садомазохизмом регулярно раз в неделю занимались. Он мне подробно рассказывал, как такие дела делаются, но я так и не понял, зачем это надо. Поэтому до конца жизни буду считать, что та женщина нас благодарить была обязана, а не истерику закатывать.

Это я вам к тому рассказал, что если уж в нашем просвещенном двадцать первом веке людская неблагодарность встречается, то о диком средневековье и говорить не приходится. Вот и не расстраивался я из-за того, что нас из Антиохии не со слезами на глазах провожали. Нет мне до этих дикарей никакого дела! Сейчас главное – помочь моим ментам Грааль со Святым Копьем до Иерусалима довезти и домой вернуться. А тут хоть трава не расти!..

Единственным членом (если так, конечно, можно выразиться) нашей команды, об отъезде которого горевали крестоносцы, была строптивая Фатима. Боэмунд даже тайком от всех пытался уговорить ее остаться, обещая золотые горы. Я надеялся, что сарацинка, мечтающая заработать деньги на билет до своей родины, согласится, но моим чаяниям не суждено было сбыться. Фатима от предложения рыцаря твердо отказалась.

Я от разочарования едва не взвыл, но огромным усилием воли сумел сдержаться. Все-таки на мой вопль могли и люди сбежаться! Конечно, было бы хорошо, если б Сеня, застав Фатиму с перстоносцем, обиделся и оставил ее в Антиохии, но мой хозяин мог поступить и по-другому. В любовных пристрастиях Рабинович крайне непредсказуем, и вместо сарацинки мог бы Боэмунда прибить. Что, скажите на милость, тогда с крестовым походом бы стало, и сколько еще нам пришлось бы по разным параллельным мирам мотаться, чтобы и эту ошибку исправлять? Поэтому я промолчал, и о тайных поползновениях Боэмунда Сеня так и не узнал.

А из Антиохии мы вышли во второй половине дня. И совсем не из-за того, что предпочитали по жаре через все эти арабские полустепи и полупустыни тащиться. Дело в том, что сначала Абдулле с Ричардом пришлось Андрюшину повозку драгоценностями грузить. Потом Попов, который ровным счетом ничего не делал, заявил, что устал и, не пообедав, не двинется с места. Ну и под конец выяснилось, что все попытки Жомова отыскать хоть какое-то продовольствие увенчались полным провалом. В городе действительно нечего было есть, и пришлось нам отправляться в Иерусалим без необходимого запаса продуктов питания.

К моему вящему удивлению, Попов оказался единственным членом экспедиции, который ничуть не расстроился по поводу этой проблемы. Совершенно спокойным тоном Андрюша заявил, что проблем никаких нет. В крайнем случае можно будет запасных лошадей сожрать. Из– за того, что Попов разговаривал с набитым ртом, мои менты поначалу его слов не поняли. Зато лошади сразу всю перспективу осознали и попытались разбежаться. К счастью для нас, все кони были или привязаны, или в телегу запряжены, поэтому далеко не ушли. Правда, одна молоденькая кобыла настолько испугалась, что, рванувшись с привязи, выбила себе мундштуком зубы. Ну и ладно, ничего страшного. Не на зубах же по степи она скакать будет?!

После этого случая наши клячи, естественно, к Андрюше лучше относиться не стали. И те две кобылы, что были в его телегу запряжены, с самого отъезда из Антиохии принялись гадить криминалисту всеми возможными способами. То из себя начинали лебедя, рака и щуку изображать, то хвосты задирали, словно кошки в брачный сезон, презрительно показывая Попову неприличные места. А уж про то, сколько кобылы продуктов пищеварительной деятельности на дороге оставили, я вообще не говорю. Если собрать все, стало бы ясно, что столько навоза и в грузовик бы не влезло. Совершенно непонятно, как все это в лошадях умещалось, но факт остается фактом. Вот что она, ненависть, с живностью делает!

Мой Сеня, конечно, не упускал случая поиздеваться над Поповым каждый раз, когда Андрюшины кобылы какой-нибудь очередной фортель выкидывали. В итоге Рабинович криминалиста до такого состояния довел, что тот не выдержал и что есть силы заорал на моего хозяина. Запряженные в телегу клячи приняли это на свой счет и с перепугу полностью избавились от содержимого своих кишечников. Кучки получились немалые – телега проехать не смогла, объезжать пришлось, но по крайней мере от одной беды Попов себя этим оградил.

В общем, ехали мы весело. А когда остановились на привал, стало еще веселее. Абдулла с Ричардом на правах младших по званию и возрасту, поскольку нам-то всем не меньше нескольких сотен лет в этом времени было, отправились собирать всякий саксаул для костра, а мои менты вольготно расположились в тени холма, ожидая заслуженного ужина. Фатима принялась возиться с припасами, и Попов поначалу попытался ей помочь, но сарацинка прекрасно знала, что кроется за этой «помощью». Андрюша наверняка попытался бы что-нибудь своровать себе на полдник, и эта попытка была безжалостно пресечена.

– Я когда-нибудь перестану на Сеню внимание обращать и тебя выпорю как следует, – пообещал Фатиме криминалист, отходя от телеги. – Узнаешь тогда, почем веники на базаре.

– Ой-ой-ой, напугалась, – фыркнула танцовщица. – Молчи уж лучше, лаваш припухший!

Андрюша от такой наглости едва не подавился. Я прямо-таки всей шкурой почувствовал, как его распирает от желания немедленно надрать красотке то самое место, которым она чаще вертит, чем сидит на нем, но Попов сдержался. Он у нас вообще к жестким мерам не очень склонен, поскольку, кроме как с пробирками, в отделе воевать ему не с кем. А уж в том, что Андрюша женщину выпороть может, я очень сильно сомневался. Мама бы ему такого никогда не простила, а Попов маму любит. Поэтому и отвалил Андрей от телеги несолоно хлебавши. Плюнул себе под ноги и отошел, всем своим видом показывая, что мог бы сделать с Фатимой, если бы замараться не побоялся.

Я посмотрел ему вслед и зевнул. Если честно, мне уже изрядно надоело однообразие путешествия. Вокруг непонятно что, то ли полустепь, то ли полупустыня. Деревьев почти нет, одни лишь кусты корявые торчат, как недогрызенные кости из миски таксы. Живности нормальной и то не водится. Одни ящерицы, змеи да мыши – погонять некого. Ни тебе алкаша приличного, ни бомжа, ни скинхеда. А я бы сейчас даже кота какого-нибудь с удовольствием на дерево загнал! От тоски выть хотелось, и я решил прогуляться. Может быть, повезет, и я хоть суслика приблудного поблизости найду!

Я посмотрел по сторонам и принюхался, пытаясь отыскать какой-нибудь объект для своей охоты. Откуда-то с наветренной стороны я уловил едва заметный запах не то мыши, не то суслика и уже собрался поискать, где эта зверюга прячется, но тут мне в нос ударил резкий запах окислившейся меди с какой-то странной примесью, отдаленно напоминающей аромат анаши. Доносился он со стороны нашей телеги с припасами, и я был твердо уверен, что еще минуту назад его не было. Да и вообще среди нашего снаряжения ни одна вещь так не пахла! Я развернулся и пошел проверить: не Фатима ли там наркотики нелегально в Иерусалим везет? И если так, то где она их умудрялась до сих пор прятать?!

Нюх у меня отменный, и на поиски источника подозрительного запаха много времени не ушло. Стоило мне только приблизиться к телеге, как стало ясно, что воняет от какой-то странного вида посудины, валяющейся прямо под колесом нашей повозки. Выглядела она, прямо скажем, подозрительно. Широкая внизу, она резко сужалась, переходя в длинное горлышко, а по бокам посудины красовались витые ручки. Блин, прямо граната «РГД-5» с ушками!.. Я оторопело уставился на нее, пытаясь понять, откуда эта посудина взялась. Поначалу даже подумал, что ее колесом из песка вывернуло, когда мы на привал останавливались, но потом вспомнил, что, когда Андрюша подходил к телеге, посудины этой там не было. Я подозрительно обнюхал этот сосуд, а потом, поскольку мне невесть откуда взявшиеся вещи никогда не нравились, решил позвать своих коллег. Все-таки это у них хватательные конечности растут. Пусть они с подозрительными вещами сами разбираются! Гавкнув пару раз, я обернулся к моим ментам.