Странное время, странный карлик в сахарном мешке и буденновке. Распад.

Маньяк Колчеданов, замучивший в своих застенках сто двадцать пять ни в чем не повинных граждан. В том, что Колчеданов настоящий маньяк, я не сомневался, это было видно по его глазам. Глаза были выпуклые, сведенные в одну точку и непреклонные, будто через минуту Колчеданов должен был взойти на эшафот. Для казни милостивой и без пролития крови. И к казни этой Колчеданов был готов, причем с самого рождения.

В глазах Колчеданова горел огонь какой-то там истины, огонь какой-то там истины испепелял Колчеданова изнутри.

– От скверны я тебя очищу, – сказал Колчеданов и пошевелил пальцами. – Перстом коснусь, и бесы выйдут.

Пальцы были длинные, что называется, паучьи, весьма и весьма живые. В этих пальцах можно было с легкостью представить скальпель. Или лазерный скальпель.

Или бензопилу. С помощью которых Колчедановым и изгонялись бесы.

Но ни скальпеля, ни бензопилы у Колчеданова не было. Была буденновка, из-под нее торчала грива седых, до плеч волос. Если бы не сахарный мешок, Колчеданов походил бы на списанного провинциального рокера. Списанного провинциального рокера-маньяка. Мучительно. В голове такого существа могли родиться абсолютно зверские идеи.

Так оно и оказалось.

– Тебя избавлю, – Колчеданов хрустнул пальцами, – соблазны отсеку, не прекословь!

Вот тебе наконец и настоящий псих, подумал я. Таких изображали в юмористических журналах. Протопоп Аввакум, боярыня Морозова и Великий Интегратор Планеты Трон в одном флаконе.

– Не боись, – подмигнул Колчеданов, – зрю – онемел ты от восторга. Сие нам в деле не помеха. Перстом своим тебя коснется благодать – узришь ты небывалый свет. Ужо прочищу чакры...

Колчеданов снова пошевелил пальцами.

– Услышь кимвалы златострунные, воструби в трубы медногласные! Израдуйся сердцем, храбрый отрок! Воззри на сей прибор!

Колчеданов указал пальцем. Возле противоположной стены стояло некое устройство. Модернизированная кровать-убийца. Меня даже сквозь страх пробил смех. Больше всего прибор Колчеданова был похож на изобретение широко известного Прокруста – недружественного мифологического грека. Который кого надо укорачивал, кого надо вытягивал, в зависимости от ситуации. Правда, Прокруст вроде бы был великаном, а Колчеданов особым ростом не отличался, метр с бейсболкой.

Этакий мини-Прокруст.

Я пригляделся к устройству Колчеданова получше, но никакого режущего инструментария не обнаружил, что успокаивало. Отчасти. Зато обнаружил, что у койки есть откидная спинка с многочисленными широкими ремнями. Вдруг совершенно неожиданно я вспомнил, что уже второй раз за последнее время попадаю в плен к мебели. Первый раз был в доме Панченко, когда я позорно провалился в диван.

В этот раз позора было меньше, зато больше опасности. Прокрустова койка... Даже скорее прокрустова раскладушка – все равно гораздо страшнее имперского дивана.

– В устройстве сем увидишь свет, – с пафосом изрек Колчеданов. – И милосердие откроешь. Астральный свет горнил...

После чего этот горнильщик схватил меня с полу, с неожиданной для такого нерослого существа силой поднял над головой и обрушил в койку. Откидная спинка тут же свалилась на меня, и я оказался спеленут этими дурацкими ремнями, как младенец. Я был заключен в кровать, так что на воле находились только голова и пятки. Как в чемодане.

Еще совсем недавно я сидел в «Бериозке» с приличными людьми, разглядывал крашеных девиц и вообще – жил. И вот я спеленутый и беспомощный... Не знаешь даже, что и сказать.

Превратности судьбы.

И где, собственно говоря, она? Почему не идет на помощь?

Пятки. При некотором опыте с пятками можно провернуть целую кучу замысловатых и незамысловатых вещей. Можно банально отлупцевать по пяткам бамбуковыми хлыстами. Весьма болезненно.

Можно пятки прижигать раскаленными гайками.

А мастер банальной акупунктуры может ввергнуть несчастную жертву в настоящий ад. Буквально парой иголок. По телику такие штуки всегда показывают.

Про голову уж и говорить нечего.

Например, святая инквизиция практиковала простой, но в то же время действенный способ раскалывания ведьм и ведьмаков. На лицо кладется кусок материи, на него льется вода. Человек начинает задыхаться. И вламывает всех. Соседей, приятелей, родственничков, любимую родную сестру.

Или таракан в ухо...

Но головой Колчеданов не очень интересовался. Он улыбнулся улыбкой уездного Мефистофеля и извлек из кармана роскошное павлинье перо. Так что мне сразу стал ясен замысел этого чудовища.

– Сейчас я тебя вразумлю, однако! – сказал Колчеданов. – Сейчас-сейчас, маленький озорной еретик...

И Колчеданов провел пером по моей пятке.

Не скажу, что я что-нибудь почувствовал, все-таки я воспитывался не в пансионе благородных девиц, и пятка у меня была не совсем уж прозрачная. Но Колчеданов был упертым человеком. Он продолжал щекотать. Щекотал-щекотал и дощекотал. Я засмеялся. Не, смеяться я пока еще не мог, поскольку был как полено. Поэтому я замычал.

Тут, конечно, все дело в психологии. Дело в том, что связанный человек чувствует щекотку гораздо сильнее, чем человек несвязанный. Это в голове. Какое-то время он может контролировать хохот, минут десять. Но потом количество все равно переходит в качество.

Я завыл и начал дергать ногами. Пытался ткнуть ими в Колчеданова. Но этот душевный больной с неожиданной для своего возраста ловкостью уворачивался. И щекотал мне пятки вновь и вновь. Я рычал и пытался вырваться из кровати-чемодана, только вот тщетно все – метода у Колчеданова была отработана на славу.

Кстати, самого маньяка видно не было, но зато очень хорошо было слышно. Колчеданов все время что-то бормотал. Про бесов, про космос, про патруль Слави и Прави, про астральных опричников. К тому же от него здорово разило чесноком. Не знаю, что было лучше, чеснок или бормотанье.

Когда у меня от хохота изо рта пошла пена, Колчеданов сделал обеденный перерыв. Выпил чаю из стакана с подстаканником, почитал вслух стихи из «Доктора Живаго», похрустел овсяным печеньем. Задумчиво сказал:

– Эвон как кривда упорствует, по-хорошему не желает из тебя выходить, мой маленький космист.

Я завыл. Колчеданов был неуемен в своей праведности, это никого до добра не доводит.

– Лжа получается, – вздохнул Колчеданов, – лжа, однакоть, прет. Укоренилась в тебе кривда, придется выковыривать.

И он продемонстрировал мне довольно нестерильный гвоздик.

– Ибо сказано, душа бысть в пятках, ковыряй их – и душа очистится бу, – изрек старик Колчеданов и провел гвоздем по моей ступне.

Потерять сознание от хохота. Такое редко, но случается. Со мной случилось.