Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как Кручёных увидел в Сёмке Жгуте Мариенгофа, остаётся загадкой. Мотивы футуриста – тоже. Но, учитывая, что выпад был не единичным296, стоит говорить о целенаправленной атаке на имажинистов.
Это стихотворение входит в рукописный сборник «Анне Никритиной». Прочие тексты сборника имеют широкий временной разброс (1926–1939) и обширную географию: юг Франции, Сочи, Воронеж, Москва, Пушкино.
1928 год был для Мариенгофа и его семьи переломным. Как оказался он в Воронеже?
«В постимажинистский период в Воронеже, – пишет Татьяна Тернова, – жил и работал корректором в газете “Коммуна” Иван Грузинов. И.Грузинов был арестован в 1927 году, получил поражение в правах и запрет на проживание в крупных городах. В 1928 году в Воронеже побывал А.Мариенгоф, совместивший издательские дела со встречей с И.Грузиновым».297
В этой встрече можно и нужно усомниться. Восстанавливая по документам этот период, мы находим информацию о том, что в 1928 году Анна Никритина уходит из Камерного театра. До сих пор считалось, что она сразу ушла в Ленинградский БДТ и семья, соответственно, переехала в Ленинград, но последние разыскания показывают, что всё обстояло не совсем так…
«Я заскучала в театре, – читаем в мемуарах Анны Борисовны. – Мне захотелось играть своих современниц. От Василия Ивановича Качалова услышала, что театр, построенный главным образом на советском репертуаре, есть в Ленинграде. Качалов был дружен с Монаховым – первым актёром этого театра. Я решила попытать счастья. Но для этого раньше надо было уйти из Камерного театра, а потом уже устраиваться. Иначе я не могла… Встречаю Александра Яковлевича в коридоре:
– Оказывается, вы уходите из театра? Мне написали об этом наши друзья из Парижа.
– Да, Александр Яковлевич…
Ушла я в никуда. Через биржу отправилась играть в Воронеж. Только на летний сезон. И приходила в ужас: вдруг останусь на зимний – меня уговаривали. Но всё устроилось. Я поехала в Ленинград, в Большой драматический театр».298
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что Мариенгоф и Никритина провели в Воронеже целое лето 1928 года (дата приезда не установлена, отбытие из Воронежа – 25 августа), Грузинов же приехал в этот город только в 1929 году.
«Рюрик, моё золото! – начинает Анатолий Борисович письмо к Рюрику Ивневу в Ялту, датированное 11 июля 1928 года. – Забежал я на недельку в Москву, узнал, что ты греешь пупок на Ялтинском солнышке, и вот шлю послание. Прежде всего пакости: Нюська на зиму написала в Ленинград к Монахову в Б. Драм Т., штаб-квартира переносится на гранитные берега бывшей Порфироносной. Отказ?.. Вот бы!.. туда же. Сейчас мой парнишка покоряет Воронеж. Оказывается, заработать воронежскую славу немного легче, чем мировую. Я также делаю себе имя, но, увы – всего только в теннисе. До прочего не допытаться. Роман можно считать, что закончен. О чём кажется прежде, чем пустить книгой, приткнуть на альманахе. Помнишь же, с тобой собирались? Хорошо бы найти ещё у кого-нибудь свеженькую прозу и махнуть “Три романа” в альманах. А? Не вредно? С тиражом в тысяч 15. Если тебе надоест Ялта, то приезжай в Воронеж. У нас славные дачи в сосновом бору. Проживём до 25 августа. Устроим тебе вечер рубликов на 50… А больше расходов нет. Рад буду очень. Может быть, вместе “схалтурим” посылку».299
И далее следовал адрес: Воронеж, проспект Революции, д. 10, кв. 11. В наши дни, если нумерация домов не менялась, в этом доме находится городская поликлиника № 2.
Выпустить совместный альманах не удалось. Роман же, который «можно считать, что закончен» и о котором пишет Анатолий Борисович, – «Циники». Выходит, Воронеж дал старт не только имажинизму – здесь впервые, как мы помним, в 1919 году была опубликована декларация имажинистов, – но и жизнь одному из самых заметных романов ХХ века.
Обстановка в стране всё больше походила на фантасмагории «Двуногих»: появлялись люди-функции, заточенные на выполнение одной определённой программы. Если ты рабочий на заводе, работай на заводе. Если трудишься на сенокосе, твоё место в деревне. Пожарник – туши пожары. Городовой – наводи порядок в городе. Член ВКП(б) – думай дённо и нощно о своём народе. Писатель – пиши. Но – о труде своего народа. И так, чтобы этому народу было понятно написанное.
