Пистолет заря…

Хотя их разделяло не более четырех шагов, прыжок превратил Бондаря в весьма неудобную, к тому же подвижную мишень.

Пистолет заряжен…

Его «люгер» тоже служил не для колки орехов. Один из его патронов издал едва слышный хлопок, выбросив пулю наружу.

«Браунинг» подал голос одновременно, и распахнувшийся в полете пиджак Бондаря будто зацепился за невидимый гвоздь.

Его слегка развернуло в воздухе, прежде чем он обрушился на Ариану. Опрокинутая на кровать и подмятая его сильным восьмидесятикилограммовым телом, она презрительно улыбалась, пока он выкручивал ее руку, сжимающую оружие. «Выходит, мы оба промазали? – удивлялся Бондарь. – Неужели я разучился стрелять?» Злясь скорее на себя, чем на Ариану, он сделал резкое движение, заставившее ее выпустить «браунинг».

– Жаль, – прошептала она.

– Что ты не прикончила меня? – спросил Бондарь.

– Что мы так и не попробовали… С наручниками…

В уголках ее губ выступили две вишневые капельки.

Не веря своим глазам, он привстал, уставившись на распростертое под ним тело. Крови на свитере Арианы почти не было, Бондарь даже не успел испачкать костюм. На глаза ему попалось лишь маленькое аккуратное отверстие, аналогичное тому, которое осталось на поле его собственного пиджака. Так что пуля Бондаря тоже прошла навылет… но не сквозь ткань, а сквозь грудную клетку Арианы. Покрывало под ней уже пропитывалось кровью.

– Скажи мне, где искать третью команду, – попросил Бондарь. – Пожалуйста. Тебе ведь теперь все равно.

Голова Арианы мотнулась к левому плечу, потом к правому.

– Я не знаю, – шепнула она.

– Но ты действительно не посылала Талоса в наш дом?

Не имея сил ответить, Ариана сомкнула веки. Потом они слегка приоткрылись, и в просветах между ними показались зрачки. Они не закатились, а просто остекленели, утратив живой блеск.

Все было кончено. Бондарь сделал все, что мог, и внезапно понял, что слишком поспешил причислить себя к числу бездушных роботов, не знающих сострадания.

Как ни старался он ступать тихо, спускаясь по лестнице в подвал, его ноги упорно не желали обретать привычную легкость. Он чувствовал себя каким-то тяжеловесным водолазом, нацепившим свинцовые подошвы. Да и атмосферный столб давил на него значительно сильнее, чем обычно.

* * *

Все жилые комнаты, мимо которых прошел Бондарь, были пусты. Костя и Талос поджидали его в подвале, каждый в соответствии со своим настроением. Взгляд Кости, обращенный на Бондаря, сиял плохо скрываемым торжеством. В глазах пленника светилось что-то похожее на безумную надежду, но огоньки погасли, как только он понял, что пришла отнюдь не подмога, а совсем наоборот.

Лежа боком на угольной куче, он не делал никаких попыток освободиться от пут, удерживающих его руки за спиной. Его лицо было зеленоватым и чумазым, как у кочегара, страдающего после многодневного перепоя, а шишка на лбу отсвечивала малиновым. Взглянув на его штаны, спущенные до щиколоток вместе с трусами, Бондарь поинтересовался:

– Собираешься пошуровать у него в кишечнике черенком от лопаты?

– Не зверь же я, – обиделся Костя. – Просто посажу бандуриста на задницу, а потом наступлю на то, что окажется у него между ногами, вот и все дела. Ты же знаешь, что я всегда ратовал за гуманное обращение с пленниками. Даже если они не желают отвечать на вопросы.

– Он решил отмалчиваться? – изумился Бондарь. – Здесь, в подвале, где никто не услышит его криков? Что ж, приятно иметь дело с героем. Доставай-ка свою струну.

– Отрезать ему голову? – подыграл напарник.

– Зачем же сразу голову? Сначала проверим серьезность намерений маэстро. Отчекрыжим палец-другой и посмотрим, не предпочтет ли он говорить.

– Будет обидно, если это произойдет. Мне хотелось бы растянуть удовольствие.

– Не пытайтесь меня запугать, – каркнул Талос. – Дом окружен. Если хоть один волос упадет с моей головы…

Костя лениво пнул его ногой в лицо, подождал, пока Талос отплюется и отфыркается, а потом произнес:

– Выпал зуб, а не волос. И где же твои сподвижники?

– Советую тебе больше не врать, – сказал пленнику Бондарь, усевшийся на стопку ящиков. – Дом не окружен, это известно нам не хуже, чем тебе. Ариана сдохла. Что будем делать с тобой? Устроить тебе репортаж с петлей на шее? Или обойдемся без жестокости? – Закурив, Бондарь разогнал дым перед своим лицом и равнодушно закончил: – Лично мне все равно. Как захочешь, так и будет.

– Что вы хотите от меня узнать? – прошепелявил Талос. – Все равно вы проиграли. «Флексоном» вам не достался, Малютин тоже. Зачем вам усугублять свое положение? Я сотрудник СБУ, а не какой-нибудь шарашкиной конторы. Бегите, пока у вас есть время. Это единственное, что вам остается.

– Все весьма озабочены нашим будущим, – пожаловался Бондарь Косте, застывшему с мотком струны в руке. – Даже такая мразь, как этот голожопый предатель. Пора положить этому конец.

Повернувшись таким образом, чтобы пленник не мог видеть выражения его лица, он подмигнул напарнику.

Стальная струна в Костиных руках свилась в петлю, но, прежде чем пустить ее в ход, он деловито поинтересовался:

– Может, пусть бандурист сначала выроет могилу?

– Пол твердоват, – сокрушенно сказал Бондарь, топнув ногой. – Слишком много возни.

– Я согласен на переговоры! – подал голос Талос, на которого никто не обратил внимания.

– Яму можно выкопать в куче угля, – предложил Костя.

– Ты имеешь в виду яму для головы или для туловища? – осведомился Бондарь.

– И для того, и для другого. Если отсечь ноги и руки, то он займет не так уж много места.

– Да, расчлененный труп компактней целого…

– Эй! – надрывался Талос, затеявший энергичную возню. – В чем дело? Я ведь не отказываюсь говорить.

– Твои сказки нам не интересны, – бросил в его сторону Бондарь, после чего снова обратился к напарнику: – Давно хотел тебя спросить, как ты умудряешься не порезать ладони, когда затягиваешь петлю? Это больно?

– Мне – нет, – с достоинством заявил Костя. – Один испанец научил меня особому захвату, при котором струна не причиняет ни малейшего вреда. Больно не мне, а тому, кого…

Не договорив, он выразительно посмотрел на Талоса, который извивался, как гигантский червяк, и, кажется, помаленьку опорожнял мочевой пузырь.

– Не надо, – умолял он. – Я все скажу, все!

– Но ты ведь лжешь, – строго сказал Бондарь, присаживаясь на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– Нет!

– Готов доказать тебе обратное. Покойная Светлана Анатольевна Лобченко, называвшая себя Арианой, понятия не имела, что «Флексоном» забрали не мы, а кто-то другой. – Бондарь излагал это бесстрастным, почти скучающим тоном. – Не знала она также о смерти Малютина. Зато ты сам, судя по твоей недавней тираде, прекрасно осведомлен о засаде в Камышовой бухте. Ты сказал, что прибор нам не достался, и в этом ты совершенно прав. Но мы не проиграли, тут ты ошибся. Мы все равно добьемся своего – с твоей помощью или самостоятельно.