Роза Алимовна моргнула, подумала немножко, вернулася на кухню, взяла с раковины мокрую тряпочку и принялась старательно вытирать столы. Некоторые даже стали чище.

Затем она собрала невостребованные пирожки с ежевикой, прихватила большой кусок мясного рулета и потопала домой. Сегодня обещалась зайти Иванночка!

Иванночка впорхнула в квартиру, словно птичка. Ни слёз тебе, ни злости недавней – совсем другой человек. Радостный, светящийся… Воодушевлённый, о!

– Ой, что я вам сейчас расскажу! – с порога запищала Иванна, сияя глазами.

– Да ты проходи, деточка, проходи. Кушать, наверное, хочешь. Вон, какая худая. А у меня – мясной рулетик.

– Да мне бы просто чаю. Или воды, неважно.

Иванна зашла на кухню, хотела сесть за стол, но Роза Алимовна ухватила её за руку.

– Ой, погодь. Я сейчас, того, стол протру. И стул тоже. Чегой-то тут замусорилось…

– Да плевать мне на мусор! – Иванна, смахнув хлебные крошки, устроилась на стуле. – Вы послушайте. Я нашла настоящего мужчину!

– Неужто Гарик позвонил? – Спросила Роза Алимовна, торопясь разрезать подогретый заранее рулет.

«Вот это человек, вот это я понимаю!» – восхищалась она про себя. Ни платьица не боится запачкать, ни, того, в целом свою персону замарать на её кухне. А платьице-то у неё подороже будет, чем джинсы у той, с фотоаппаратом.

– Ай, звонил, да, – Иванна нетерпеливо махнула рукой. – Блеял что-то невнятное, извинялся, что не мог раньше со мной расстаться. Это уже неважно. Я встретила другого. Он стоматолог, как мой дед. У меня зуб разболелся вчера. Обычно с похмелья голова у людей болит, а тут вдруг – это… – она ткнула пальцем в щёку. – Но он мне все вылечил – и зуб, и душу. У него глаза синие, как у деда. И говорит он, как дед. Мягко, но так, что веришь – всё будет хорошо…

Иванна замолчала, уставившись мечтательно на паутину в углу кухни.

– Рулетик мясной. Кушай, – подвинула ей тарелку Роза Алимовна.

– Ага, – Иванна, не глядя, подцепила вилкой кусочек и отправила в рот. – Я вообще теперь не понимаю, как могла сравнивать этого дурака Гари с дедом. Он же совсем другой! – она ухватила новый кусочек. – Глаза другие. И дед никогда бы со мной так не поступил. Да он за меня был готов любого разорвать.

Она внимательно рассмотрела очередной мясной кусок, прежде чем сжевать и его.

– Он мне цветы принёс сегодня! Стоматолог мой. Розы светло-оранжевые. Под цвет волос, сказал – представляете? Дед бабушке только розы и дарил.

– Тоже под цвет волос?

– Нет, конечно, – она дожевала рулет и перешла к ежевичным пирогам. – А от Гари я только ромашку один раз увидела.

– Ты прости его. Гарика-то. Несчастный он. Так по покойнице страдать.

– Та фиг бы с ним. Мы завтра идём встречать рассвет! Представляете? Я и не думала, что в наше время кто-то на такое способен. Последний раз мы с дедом рассветы встречали. Он их любил…

Она снова с задумчивой улыбкой уставилась на паутину.

– Ну а, того… Какой он вообще человек? Если не считать, что на деда похож.

Иванна моргнула. Нахмурила лоб. Кажется, ей подобного вопроса и в голову не приходило.

– Ну… он… классный! Мне с ним легко-легко, хорошо-хорошо! Вы разве за меня не рады?

– Что ты, деточка. Я очень рада. Просто, понимаешь… Может, не надо, того… во всех мужиках деда-то выискивать? Дед – это дед, а твой новый мужчина…

– Да нет же. Я ничего не выискиваю. Он, правда, очень-очень похож на дедушку. И я так счастлива! Вы представить не можете.

Роза Алимовна подавила вздох. Спорить не хотелось. Не хотелось разбивать такую чистую звенящую радость. Может, и правда всё сложится, а она будет тут лезть с советами ентими дурными, настроение портить. Ну а не получится – придёт выплакаться, тогда все советы с моралями и сгодятся.

– А знаете, – сказала Иванна, – я ведь только недавно поняла, как сильно любила деда. Раньше даже отчёта себе в этом не отдавала.

Роза Алимовна сжала её руку.

– Всё будет хорошо, доченька. Я очень хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.

* * *

Щёлк! Щёлк! Щёлк!

Воробей за стеклом старательно чистил клюв об оконную раму.

Мирослава потёрла глаза, приподнялась на кровати. Всё сон? Последнее, что помнит – она садится в трамвай и просит отвезти её домой. Следующий кадр – она просыпается дома в родной постели. Мирослава потянулась – и тело отозвалось болью в мышцах. Она откинула одеяло, села и увидела синяки на локтях и коленях.

Древняя, как мир мелодия. В ритм барабанов вплетаются напевы дудки. Она – на полу, на коленях…

Мирослава тряхнула головой.

В углу на кресле лежал тёплый бирюзовый свитер. Мирослава сунула ноги в тапки и вышла в коридор, уже зная, что увидит мягкие зимние сапожки и светлую зимнюю курточку, которых раньше у неё не было. Кажется, они до сих пор пахли снегом. А её кроссовок и ветровки, в которых выходила вчера из дома, нигде не было видно.

Она побрела на кухню заваривать кофе. Включила чайник, приготовила турку… Сколько же она проспала? Мобильник укоризненно уведомил, что будильник включался три раза. Будильник… Наверное, она ставила его, чтобы не проспать на выставку…

Выставка!!!

Мирославу словно током ударило.

Как же она забыла?! Выставка её фоторабот – «Мгновения города» – открывается… Нет, открылась – сегодня, в восемь утра. А сейчас уже одиннадцать! Конечно, все работы развешены заранее, девочки из галереи справятся с гостями, да и гостей с самого утра вряд ли будет много, но всё же – она обязана быть там!

Мирослава влезла в новые джинсы и бирюзовый свитер – первое, что попалось под руку, расчесалась, слегка припудрилась. Проглотила горячий кофе. Отыскала старые кроссовки и выбежала из дома. Возле её дома мгновенно материализовался трамвай, но она предпочла прогуляться пешком, благо, идти недалеко – всего два квартала. Здесь всё относительно близко. Да и погода мягкая солнечная – в толстом зимнем свитере совсем не холодно даже без куртки.

Несмотря на ранний час, люди в галерее были. Самая большая группа образовалась возле «Весны» – четыре стены выставочного зала символизировали четыре времени года. Фотографии на них отражали застывшие секунды городской зимы, весны, лета и осени. Каждая стена, в свою очередь, делилась на «Людей в городе» и «Мгновения города». Цветущие магнолии и жёлтая от одуванчиков лужайка с огромной фиолетовой бабочкой посередине собрали больше всего зрителей. Но имелись поклонники и у «осенней» стены. Пожилая пара застыла перед фотографией, сделанной в числе последних – той, где мальчишки-сироты играют в осенней листве, с рыжими котятами рядом.

Мирослава подошла ближе. Поздоровалась.

– Как хорошо поймали, – улыбнулась ей старушка-танцовщица.