Супримус тяжело вздохнул.

— Ну, я не хочу вдаваться в бурные подробности — мы же не на лекции. Но вы наверняка хотя бы слышали, что время состоит по большей части из стабильности, а нестабильности там совсем чуть-чуть. И, немного пошевелив мозгами, можно догадаться, что там, где нестабильность существует в чистом виде, нет времени. Все, что происходит там — происходит сиюминутно, единожды. Ваш… знакомый провалился сюда лишь сейчас — но с той стороны получается, что он был там всегда. Вот вам и байки о живой нестабильности.

— Какой-то бред, — пробубнил Ромио.

— Хорошо, попробую объяснить еще проще. Допустим, пирог.

— Пирог?

— Да. Представьте, что по какой-то невероятной причине ваша прабабушка приготовила пирог и спрятала его в кладовую, заперев на ключ. Вам всегда говорили, что это пирог с малиной — потому что все так и думали. И вот в один прекрасный день, вы нашли ключ, открыли кладовую и достали этот пирог, но там оказалось просто тесто — никакой начинки. И чтобы исправить это, вы добавили немного ягод. Выходит, что с точки зрения самого пирога, малина в нем была всегда. Пока ее не было де факто — все думали, что она есть.

— Это звучит еще бредовее, — усмехнулась Лолли.

— Ну уж простите, вы сами просили объяснить необъяснимое. Многие вещи нам не понять и, более того, не объяснить.

— А что вы будете делать… с этим? — Инфион глазами показал на трещину.

— У меня есть одна мысль, и я очень надеюсь, что она сработает, — белобородый Триумвир уставился на плечо волшебника. — Кстати, я бы советовал вам остановить кровь. Вообще, вам повезло — Бог из машины[9]!

Волшебник взглянул на рубашку Ромио, а потом, закрутив голову похлеще любой совы, посмотрел на свое плечо.

Легкая, слегка жгучая боль пришла, даже не постучавшись. А сознание тем временем пропало, в меру своей привычки, даже не намекнув об уходе и не попрощавшись.

Ветер играл наперегонки с птицами, заранее зная исход битвы — он всегда выигрывал, в любую погоду и при любых условиях. В основном из-за того, что препятствия ему никак не мешали — он рассекался их, и вот, подобно гидре, один поток уже превращался в два, три, четыре, в конце концов соединяясь вновь.

Ветер, прохладный, но освежающий, несся вперед, продолжая вечную и нескончаемую гонку. Он врезался паруса, из-за чего их разноцветная ткань, преобразующая порт в ковер из сшитых, цветастых лоскутиков, раздувалась и словно бы толстела, но ее это совсем не волновало — набирала в размере она так же быстро, как и худела. Если бы ветер можно было покрасить — например, полосонуть по нему огромной вселенской кисточкой, — то он бы закручивался спиральками, зигзагами, волнистыми линиями, но никогда не прямыми, а небо превратилось бы в один нескончаемый фейерверк, под стать цветным парусам. Почему цветным? Ну, делать их белыми — это же так скучно и неинтересно. У всего должна быть капелька индивидуальности — даже у кораблей. К тому же, они ведь девочки.

Инфион старался не шевелить раненой рукой, чтобы бинты не съехали и, в общем и целом, не случилось ничего нехорошего. Воздух был настолько приятным, что дышать можно было полной грудью — и в переносном смысле тоже. Полоса несчастий закончилась — по крайней мере, троица на это очень надеялась. Наступала пора вернуться в привычное русло и надеяться, что вселенная не станет барахлить и изменять своим же привычкам (она — дама капризная), и после большой черной полосы последует белая (и будет она не чуть не меньше).

На это хотелось надеяться — потому что в Златногорске еще осталась вся честная компания из Эдрика, Доны Розы и Штульца. По крайней мере, так думал Инфион, но его картина мира была немного устарелой.

Лолли подкралась сзади — где-то внутри она так и хотела напугать волшебника, чтобы тот перевалился через борт и немного освежился. Но другая ее часть все же победила — «ладно, устроим это как-нибудь в другой раз».

Инфион смотрел на уменьшающееся Сердце Мира — оно оставалось позади, превращаясь из четкого города в неразборчивый силуэт. Девушка закончила распускать волосы, которые тут же ударили в лицо работнику Бурта, и встала рядом.

— Как думаешь, — он провел свободной рукой по белоснежной бороде. — Что они сделали с этой… ну, трещиной. Я ее не вижу.

— Что-нибудь, да придумали, какая разница, — пожала работница Борделя плечами. — Они все-таки Триумвират, Правительство, ну и так далее. Не дураки…

— Дураки здесь только мы. До сих пор не могу поверить, что мы пошли на авантюру с ограблением, и нам все сошло с рук…

— Тогда уж мы везучие дураки, будь любезен. Со всей этой суматохой про нас совсем забыли — жандармам уж точно было не до этого.

— Слушай, а где Ромио? — Инфион закрутил головой.

— Развлекается.

Дважды «неместный» с детским удивлением наблюдал за одним из матросов, который занимался своими морскими делами (нам, сухопутным крысам, о них знать вовсе не обязательно) на палубе. А потом эти двое отправились в трюм — видимо, романтик все же уговорил показать ему магический двигатель и объяснить, как он работает. Забегая вперед, Ромио все равно из этого ничего не поймет и не вынесет. Но развлечение, надо сказать, было знатное.

— Я удивляюсь, что на этом корабле почти нет женщин, — рассмеялся Инфион.

— Он, при всем желании, найдет их.

— Слушай, эм… А что вы будете делать дальше?

— В каком смысле? — работница Борделя замялась. — А, ты про это. Ну, это не роман даже — точнее роман, но какой-то обреченный и неправильный. Может, в этой неправильности есть какой-то шарм…

Она замолчала.

— Посмотрим на месте, — подвела девушка черту.

— Да, главное — доплыть. А там — работа и снова работа, а?

— Куда ж без этого. Но сначала, боюсь, что нас ждет весьма теплый прием. Ну ты понимаешь…

— Надеюсь, что нет.

Надежды Инфиона были услышаны — еще за долго до того, как он озвучил их.

Супримус поднял каменный осколок, посмотрел на него в лучах магических ламп, которые они наконец привели в порядок, и продолжил ждать.

Башню Правительства раскорячило мама не горюй — сгоревшие столы, тумбы, разрушенные колонны, своды и, самое ужасное, стеклянный конус. Обломки хаотично валялись, словно оставленные после грандиозного сражения — и их предстояло превратить во внятные конструкции.

Златочрев наконец-то спустился вниз с сияющим лицом — странная эмоция посреди такой картины.

— С ним все в порядке! В порядке! — замахал он руками, вразвалочку приближаясь к второму Триумвиру.