— Это очень по-человечески, — отозвался Микки.

Наверное, он прав. Но жить с закрытыми глазами я больше не хотела. Еще был шанс все спасти. Разумеется, я сочувствовала Белле и осуждала Фабиана за то, что он совершил. Но если правда вскроется, между мной и Фабианом возникнет трещина, которую невозможно будет устранить никогда. А когда вопрос стоит так, надо защищать себя и свою семью.

— Микки, я слишком много пью. Я больше не могу это контролировать.

Он выпрямился, и я убрала руку.

— Тебе могут помочь. Профессионально.

Он, конечно, и раньше об этом знал. Обитатели Чёпинге меня наверняка обсуждали.

— Но что будет с Фабианом? Если я на несколько недель лягу в клинику? Куда ему деваться?

— Должен быть какой-то выход, — сказал Микки. — Хочешь, я поговорю со школьным инспектором?

— Нет!

Ни в коем случае.

— Я просто хотела, чтобы ты знал. Если однажды нас здесь не окажется, значит я снова сделала то, что и всегда.

— Жаклин, ты никуда от себя не убежишь. Куда вы поедете? Лучше позвони в социалку, там помогут.

— Фабиан меня никогда не простит. Если он окажется в приемной семье или каком-нибудь приюте, это будет самое страшное предательство с моей стороны. Он просто никогда больше со мной не заговорит.

Микки знал, что так и будет. Он достаточно хорошо изучил Фабиана, чтобы это понимать.

— Я бы хотел вам как-то помочь, — сказал он.

Его уверенность в том, что он может спасти мир и все исправить, иногда раздражала. Но сейчас я с теплотой приняла его заботу.

— Представляешь, если бы мы встретились, когда я была моложе? До всего этого, — произнесла я.

Закидывая руки за голову, я случайно задела его плечо. У меня защекотало в животе.

— Если бы мы встретились, когда ты была моложе, ты бы даже не посмотрела в мою сторону, — сказал Микки.

— И то верно. Увы.

Его глаза блестели в ночи, как звезды. Луна захватила половину неба, и на Горластой улице пахло волшебством. Я посмотрела на его губы.

До катастрофы

Лето 2017 года

Оставив Жаклин на скамейке, я поспешил домой. Тихо поднялся по лестнице, заглянул к детям, Вильям и Белла сладко сопели в кроватях. Прошептал в темноте, что люблю их.

Бьянка сидела в спальне в нашей кровати, поджав колени и прикрыв их одеялом.

— Где ты был? — Она не сердилась, голос был скорее уставшим.

— Разговаривал с Жаклин.

Бьянка закуталась в одеяло, пока я снимал с себя одежду. Она вся была пропитана запахом сигары Оке.

— Прости эту мою панику, — сказала Бьянка. — У меня перед глазами вставали ужасные сцены. С Беллой все в порядке. Я спросила, не делал ли Фабиан чего-нибудь глупого, но она, судя по всему, просто упала с канатки.

— Фабиану действительно нужна помощь, — сказал я. — Я займусь этим, когда начнется учебный год.

Надо что-то делать, чтобы не было слишком поздно.

Я сел на край кровати и снял носки.

— О чем говорила Жаклин? — спросила Бьянка.

— О том, что она алкоголичка. Ей тоже нужна помощь.

Бьянка задумчиво посмотрела на меня:

— Твоя?

— Нет, конечно! Мы больше вообще не будем с ними общаться. Мне надо было с самого начала слушать тебя.

Бьянка как будто почувствовала облегчение. Ее рука легла на мое колено.

Там, в саду, все закончилось. Жаклин сказала, что не умеет расставаться, и мы с ней просто смотрели друг на друга. Молчали и понимали, что это и есть прощание.

— Ула слишком много выпил, — сказала Бьянка. — Он очень изменился. Даже не представляю, как он мог мне раньше нравиться.

Да, Ула совсем слетел с катушек. Сначала приступ в гараже, теперь эти его заявления. Вспомнив, я страшно разозлился:

— То, что он говорил обо мне и Жаклин, — неправда. Знаешь что? Между нами ничего никогда не было. Этот поцелуй был чудовищной ошибкой.

Бьянка поджала губы, ее ресницы задрожали. Я ненавидел себя за то, что поступил с ней так.

Но если мы хотим идти дальше, нужно рассказать всю правду.

— В новогоднюю ночь тоже кое-что произошло, — сказал я. — Мне надо было давно в этом признаться.

Если Бьянка меня простит, я никогда больше не проявлю слабость.

Один поцелуй мог разрушить всю жизнь, и больше никто и никогда не украдет у меня ни мгновения. То же самое я сказал Жаклин — меняться никогда не поздно.

— Когда пробило двенадцать, — произнес я, — и начался салют…

Бьянка посмотрела мне в глаза, положила руку мне на локоть и перебила:

— Я знаю. Ула рассказал. Он видел вас из окна.

Слезы жгли мне глаза. Я не хочу жить без Бьянки.

— Это была ошибка. Я люблю тебя. Я всегда любил тебя.

Она придвинулась, раскрыв руки, и мы обняли друг друга. Наши глаза встретились. Навсегда.

— Я тоже тебя люблю, — сказала Бьянка.

Все вернулось на свои места. Грудь стала дышать свободно, кровь заструилась по жилам, сердце забилось легко, наполнились воздухом легкие, и мне показалось, что я сейчас взлечу.

— Нам надо уехать отсюда, — сказала Бьянка.

— И начать все сначала? — прошептал я.

Она почти рассмеялась.

Я отклонился назад и коснулся рукой ее щеки:

— Ты когда-нибудь меня простишь?

У меня пропал голос.

Мы долго смотрели друг на друга. В тишине было слышно дыхание спящих детей.

— Я тебя уже простила.

Часы остановились и начали новый отсчет.

Весь этот морок закончился за несколько секунд, чтобы теперь мы были вместе. Навсегда.

— Я так скучал по тебе, — прошептал я.

Бьянка впилась ногтями мне в спину с такой силой, словно никогда больше не хотела меня отпускать.

— Навсегда, — прошептала она.

До катастрофы

Лето 2017 года

Что делать, если с ребенком что-то всерьез не так? Раньше, весной или всего неделю назад, я точно знала, как поступить. Мне казалось, у меня есть ответы на все вопросы. Но когда речь заходит о твоем собственном сыне, все становится не таким однозначным.

Разумеется, это болезнь, некая форма неправильных связей в мозгу. Я всегда учила Фабиана с уважением относиться ко всем. Сколько раз я говорила с ним о праве девочек на собственное тело и о допустимых границах. И уверена, что всем пятнадцатилетним эти правила вдалбливаются так же жестко. Но я всегда помнила об Элис.