Прошло полных два дня, прежде чем они сумели оценить степень причиненного урона. К этому времени надежда, наполнившая Харли, когда он увидел первого человека, выбравшегося из здания, окончательно умерла вместе с одним из его ближайших друзей, отцом Айрин Кеннеди, и еще шестьюдесятью двумя служащими посольства. Как это нередко случалось во время гражданской войны в Ливане, местное население приняло на себя главный удар, но если говорить об американцах, самые тяжелые потери понесло ЦРУ. Погибли восемь агентов, и Ближневосточный отдел практически прекратил свое существование.

Стэнсфилд тогда являлся заместителем руководителя контрразведывательных операций и примчался в Бейрут, чтобы оценить ущерб. Чувство вины, которое испытывал Харли, было всепоглощающим; он попытался подать в отставку, но Стэнсфилд слышать об этом не желал. Он даже проигнорировал то, что Стэн пропустил совещание в посольстве, назначенное на час дня.

По данному поводу были высказаны кое-какие сомнения. Повезло ли «Исламскому джихаду» и они удачно выбрали момент для взрыва, – или же получили инсайдерскую информацию о том, что высокопоставленные чины из Лэнгли в этот день и час соберутся на встречу в посольстве. И если так, громко говорили одни, получилось весьма удачно, что Харли пропустил совещание. Стэна поместили под микроскоп, но Стэнсфилд его прикрыл.

Его оперативник встречался с армянином по имени Петросян, и их разговор занял больше времени, чем предполагалось. То, что Харли находился в постели с двумя проститутками, когда в ворота посольства ворвался фургон, не имело ни малейшего значения. Они и так потеряли достаточное количество хороших агентов, и не было никакого смысла расставаться еще с одним из-за его пороков, о которых Стэнсфилд прекрасно знал.

Харли понимал, что шеф прав, но все равно не мог просто игнорировать произошедшее. В течение следующих нескольких месяцев пользы от него как от оперативника не было ни малейшей. Вскоре Стэнсфилду стали сообщать, что в относительно спокойных и мирных районах города стали появляться трупы мужчин-мусульман; их убивали без всякой системы, в самое разное время суток. Одного застрелили, когда он читал газету, сидя на своей маленькой террасе; другого – когда он выходил из ночного клуба; третьего задушили в собственной ванной комнате. Все трое были связаны с «Исламским джихадом». Стэнсфилд вызвал Харли в Вашингтон, чтобы спросить, что он знает про убийства, и, к его несказанному удивлению, тот признался в их совершении.

Стэнсфилд не мог допустить, чтобы один из его старейших друзей и лучших оперативников носился по городу и убивал кого вздумается, даже если объекты до некоторой степени заслуживали смерти. Харли заявил, что, поскольку «Исламский джихад» объявил Соединенным Штатам войну, он лишь оказал услугу, приняв в ней участие. В его рассуждениях имелась толика логики, но в тот момент Лэнгли не мог допустить скандалов в прессе и с политиками. Решение оказалось совсем простым. На афгано-пакистанской границе становилось жарковато, а Харли знал русских лучше всех. Поэтому Стэнсфилд отправил его в Пешавар тренировать и снаряжать моджахедов.

Теперь, почти десять лет спустя, его жизнь сделала полный круг, и он снова оказался в самой гуще религиозных фанатиков, считавших, что только они, и больше никто, знают, чего хочет Бог. Харли в течение многих лет пытался предупредить Лэнгли, что исламские психи станут их следующей серьезной проблемой. Он видел оба фронта с очень близкого расстояния. Бейрут и Афганистан – и по сравнению с афганцами эти ребята выглядели робкими овечками. Культура, которая укутывает своих женщин с головы до пят и запрещает употреблять даже каплю спиртного, но при этом торгует опиумом по всему миру, явно не в себе. Кроме того, Харли категорически не доверял тем, кто не пил спиртного. Афганистан представлял собой общество, где этого не делал никто, что до смерти его пугало…

Он сделал еще глоток виски из бутылки, вытряхнул из пачки новую сигарету, закурил, выдохнул дым в сторону океанского бриза и задумался о завтрашнем дне. К этому времени явочная квартира должна быть обустроена и снаряжена необходимым оборудованием, днем будет готов запасной вариант. Еще нужно проверить информацию, имеющуюся у человека из агентства, – и, если ее окажется достаточно, нанести визит Петросяну. Харли слышал, что армянину принадлежит более двух тысяч квартир в районе. Следовательно, с деньгами у него всё в порядке, но Петросян из тех, кому всегда мало, а денег на сей раз у Харли было очень много.

Зато было мало времени. Если они хотят спасти Шнобеля, нужно действовать очень быстро. Иногда срочность можно использовать на пользу себе, но нельзя спешить все время, а в предстоящую неделю им придется развить максимальную скорость. Шариф, Дорфман – и теперь еще Исмаил… Они вполне могли бы отложить атаку на пару дней.

Харли посмотрел на бутылку виски из Теннесси и вдруг подумал: а что, если он приехал в Бейрут, чтобы умереть? За прошедшие годы Стэн много раз обманывал смерть, лишил жизни стольких людей, стольких богов разозлил… Если кому и пришло время умереть, так это ему. Подняв голову к небу, Харли сказал: «Не сердите богов». Потом допил остатки виски и улыбнулся. Если его время на самом деле пришло, что ж, так тому и быть.

Площадь Мучеников, Бейрут

Закат начинался сразу после пяти вечера, восход – после шести утра. При ограничении подачи электроэнергии и отсутствии штор на окнах после захода солнца становилось нечего делать, поэтому Сайед рано лег спать. Верный Самир добыл матрас и фонарь и подготовил для него комнату на пятом этаже, подальше от шума и людей. Сайед быстро проверил обоих пленников, чтобы убедиться, что его приказы выполняются. Бизнесмен чувствовал себя гораздо лучше, чем шпион. Сайед привел врача, чтобы тот осмотрел Камминса, и лекарь выдал не самый лучший прогноз. Из-за пыток, плохого питания и антисанитарных условий у американца могла отказать печень, что грозило смертью.

Эта новость огорчила Сайеда. Он уже несколько недель предупреждал охранников, чтобы те не трогали американцев. Однако тупоголовые болваны не понимали, что от мертвых пленников не будет никакой пользы. Стресс из-за пропавших денег, приезд Иванова и плохое состояние бизнесмена и агента ЦРУ привели к тому, что терпение у Сайеда лопнуло. Он собрал своих людей в подвале и обещал, что казнит того, кто следующим поднимет руку на одного из пленников. При этом заметил, как один из парней закатил глаза, и, прежде чем слабоумный успел сообразить, что происходит, приставил ствол пистолета Макарова к его лбу. Остальные, наконец, поняли, что Сайед не шутит.

Он отправился спать, размышляя о том, будут ли охранники выполнять его приказы. Еще одна проблема, вызывавшая у него тревогу. Он и без того плохо спал. Сны, яркие и странные, преследовали и мучили Сайеда. Он бежал. Должно быть, оказался на пляже, и его ноги глубоко увязали в песке, как бы быстро он ни пытался бежать. Все вокруг окутывал туман – такой густой, что он ничего не видел даже на расстоянии протянутой руки. Над головой ревели самолеты, где-то недалеко падали и взрывались бомбы. Яркие вспышки выхватывали морские слои, на него обрушивался оглушительный грохот, смягченный влажным воздухом. Почему он бежит в сторону взрывов? От чего и от кого? Сайед проснулся весь в поту, сердце отчаянно колотилось в груди.