вместо войны. Из уважения к его возрасту и рангу Генри усадили в одном конце павильона между Изабеллой и ее племянницей, принцессой Наваррской. Когда кардинал поднялся, чтобы произнести речь, собравшиеся зрители смогли лицезреть его великолепный трон, богато драпированный золотыми тканями. Генри смело заявил, что продолжающийся конфликт вызвал достаточно кровопролития в христианском мире, и необходимо положить конец военным действиям, чтобы оба королевства окончательно не уничтожили друг друга. Это была страстная мольба, но Генри остался крайне разочарован тем, как переговоры развивались.

С самого начала английские и французские посланники заняли крайне враждебные позиции: представители Карла VII были непреклонны в том, что для заключения перемирия Генрих VI должен отказаться от своих притязаний на французский трон и отдать все территории, которые он контролировал в Мэне, Анжу и Нормандии. Их английские коллеги, тем временем, были проинструктированы перед отъездом, что если они не смогут добиться разумных условий для перемирия своими собственными силами,

чтобы дело не дошло до разрыва, указанные послы должны доложить об этом милорду кардиналу, которому король открыл и объявил все свои намерения в этом деле[471].

Похоже, король доверил своему дяде секретные инструкции, что стало самым ярким свидетельством близости между двумя родственниками, с разницей в возрасте в почти пятьдесят лет. Конечно, в конце концов, ничего не добившиеся послы передали дело кардиналу Бофорту, который провел несколько частных встреч с герцогиней Изабеллой, чтобы выразить сожаление по поводу отсутствия прогресса. В конце концов было выдвинуто новое предложение: временный мир на пятнадцать лет, без уступки каких-либо территорий, при условии, что Генрих VI на это время откажется от титула короля Франции.

Кардиналу, прежде чем он смог бы согласиться на такие условия, требовалось разрешение короля и Совета и 29 июля переговоры были приостановлены, чтобы английские посланники вернулись в Лондон. Генри воспользовался возможностью и 6 августа приехал в город Хамме, где пробыл несколько дней, а через неделю совершил паломничество к святилищу Святой Гертруды Нивельской и помолившись у ее могилы, взял немного земли[472]. Возможно, это краткое паломничество послужило небольшой передышкой от стресса предыдущего месяца, хотя, кардинал наверняка знал, что его внучатый племянник отвергнет предложенные условия перемирия.

Генрих VI носил титул короля Франции с девятимесячного возраста, и хотя он стремился к установлению мира со своим французским дядей, он не готов был пойти на такие уступки. Отказ от своих притязаний, справедливо заявлял король, "не только повредит мнению его подданных и приближенных, но и его имени, его славе и репутации в мире". Посланники вернулись в Кале 9 сентября, чтобы сообщить о решении усталому кардиналу, и через два дня они вместе отправились на место проведения конференции, но французов там не было. Кроме подписания соглашения с Изабеллой о возобновлении торговли с Бургундией, встреча на высшем уровне завершилась для кардинала крайне неудачно, и он задумался о том, что его ждет по возвращении в Англию. Отплыв из Кале в середине сентября 1439 года, он в последний раз покинул Францию и континентальную Европу. К 5 октября он вернулся в свой дворец в Саутварке, а через четыре дня, в Виндзоре, лично проинформировал короля о результатах мирной конференции[473].

Крах мирных переговоров привел к тому, что в новом году потребовалась свежая английская армия, и в декабре 1439 года Сомерсету было предписано отправиться в Нормандию с отрядом из 100 латников и 2.000 лучников. Его задача была проста: "управлять там народом и землями короля" и помогать поддерживать "права и титулы короля". Хотя это была именно та возможность, которую Сомерсет и искал, чтобы показать себя способным полководцем как его младший брат Эдмунд, граф, оказавшийся в затруднительном финансовом положении, был вынужден обратиться к королю с просьбой оплатить его услуги до отъезда, а не после. Будучи "смиренным подданным" короля, Сомерсет жаловался на "большие расходы, которые он понес в последнее время", имея в виду непосильную сумму его выкупа. Король с готовностью согласился[474]. Кардинал, тем временем, по-прежнему стремился обеспечить своему племяннику должность лейтенанта и своевременно предоставил заем в 10.000 марок, чтобы экспедиция прошла по плану. После улаживания финансовых вопросов отряд Сомерсета должен был быть готов к отплытию из Пула в середине января, а граф, предположительно, разместился в гавани Корф.

В то время как подготовка к отплытию шла полным ходом в течение всего периода рождественских праздников, а оружие и припасы закупались по всему королевству, 31 декабря Сомерсет получил ужасающее известие о том, что его пятидесятичетырехлетняя мать Маргарита, с которой он был разлучен большую часть своей взрослой жизни, скончалась в аббатстве Бермондси[475]. Она была погребена в недавно отстроенной часовне Святого Михаила в Кентербери и поныне покоится рядом с останками двух ее мужей — Джона Бофорта, графа Сомерсета, и Томаса, герцога Кларенса.

1430-е годы были бурным десятилетием для Бофортов, начавшимся с кончины Томаса, продолжившимся бурными распрями двух Джоанн со своими противниками и закончившимся освобождением Джона, подвигами Эдмунда и смертью Маргариты. Теперь и пожилой кардинал Англии, после многолетней напряженной службы короне, проявлял признаки растущей усталости, он был особенно удручен тем, что ему не удалось добиться благоприятного исхода переговоров в Аррасе в 1435 году и в Уа в 1439 году. Все шло к финальному противостоянию с герцогом Глостером, от исхода которого зависело долгосрочное будущее семьи Бофортов.

18.

Столь великий позор

1440–1444 гг.

Неудача кардинала Бофорта в заключении мира с Францией летом 1439 года подтолкнула герцога Глостера, в январе следующего года, к новому нападению на своего дядю. Глостер, упорно выступавший за продолжение войны, с самого начала яростно сопротивлялся мирному процессу, особенно негодуя по поводу секретных инструкций, переданных королем кардиналу.

В отличие от 1426 и 1432 годов, Генри не стал энергично защищать свои действия и остался безучастным к обвинениям герцога. Приближаясь к шестидесяти пяти годам, он, вероятно, уже не обладал ни безграничной энергией, ни склонностью бросать вызов своему язвительному племяннику ни письменно, ни лично. Возможно, лукавый церковник даже решил, что лучшая защита — это вообще не защита, и отказался удостоить Глостера ответом.

Масштаб нападок герцога, представленных королю в письменном виде и состоящих из более двадцати отдельных пунктов, был необычайно велик: он обвинял своего дядю в жадности и кумовстве, заявляя, что действия кардинала на протяжении двух предыдущих десятилетий были корыстными и вредили благу королевства. По мнению Глостера, вместо того чтобы трудиться на благо короны, кардинал стремился лишь улучшить перспективы своих племянников Бофортов. Он также поднял и старые, уже решенные вопросы, пытаясь придать своим обвинениям более серьезный характер, напомнив королю, как Генри самонадеянно принял кардинальский сан в 1417 году, не получив королевского разрешения, а также сохранил за собой епископство после своего возведения в сан в 1426 году и незаконно прибыл