Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пальцы, что переворачивают перед глазами листок немножко уже онемели и подрагивают.
“Последний подарок для тебя как моей девушки”.
Сердце еще не бьется в полную силу. Не смело так постукивает, ни хрена не понимая.
Я все-таки решаю развернуться, чтобы потребовать объяснений. Поворачиваюсь — и снова замираю. В горле становится еще суше, чем раньше. Потому что Бурцев за моей спиной — оказывается в великолепном черном смокинге и на одном колене. И коробочка черная бархатная распахнутая на меня глазком бриллианта выжидающе смотрит.
— Ты выйдешь за меня, Кексик?
Это был идеальный момент. Идеальный мужчина. Идеальная картинка.
Что могло её испортить?
Правильно, треск моего лопнувшего на груди платья. Кажется, я слишком много воздуха в легкие набрала…
Нужно отдать Тиму должное. Когда у него перед носом открылся внезапный вид на мое декольте — он не повел и бровью. Лишь предвкушающе улыбнулся и вновь поднял на меня глаза.
— Это ваш положительный ответ, миледи, или ваша грудь выйдет за меня отдельно?
Это было последнее, что он сказал, прежде чем небо над нами сотряслось от громогласного нашего хохота.
Черт побери, а кто вообще думал, что предложение руки и сердца для меня пройдет как-то иначе?
Глава 33. В которой героям накладывают маленькую добавочку
Новое утро моей новой жизни началось с того, что по моему лицу пронеслись два комка шерсти. Я, взвыв, уселась на кровати, а два мохнатых паршивца тут же сделали вид, что они — самые милые создания во вселенной, а чьи это мелкие коготки у меня прошлись по лбу — это они не в курсе. И обязательно начистят морду, как за родную мамку.
Быстро они освоились, конечно.
Только вчера котят сюда принесла, а уже по всем комнатам носятся веселым пестрым табуном.
Так, а где Бурцев? Где мой недоделанный женишок? Где мой утренний акт “уговоров” со всеми его железобетонными доводами?
Я ведь щас как передумаю!
— Эй-эй, женщина, ты куда собралась? — как в великой русской пословице Бурцев появился как по волшебству, стоило его только вспомнить. Да не простой, а золотой, то есть груженый раскладным столиком для завтраков, с которого на меня чувственно поглядывала клубника в шоколаде. И вафельки.
— Вообще-то я собралась на выход, — томно выдаю я, удобно пристраивая спину среди подушек, — а то смотри что получается. Я еще и замуж за тебя выйти не успела, а уже в пустой постели просыпаюсь.
— Ну, такой уж и пустой, — Тим стреляет глазами в развалившихся на его подушке котят, — это у меня к тебе вопросы, дорогая невеста. Я только отлучился из спальни, а у тебя тут уже два любовника. После меня еще постель не остыла, а ты…
— Не два любовника, а только один, вторая девочка, — поправляю я Тима и сама тянусь к нему навстречу, за первой клубничинкой, что он уже вплотную поднес к моим губам.
Сладко, вкусно, настоящий балдеж.
— Ладно, так и быть, — насмешливо толкаю его колено большим пальцем ноги, — прямо сейчас я, конечно, не передумаю выходить за тебя замуж. Пока не съем всю клубнику и вафельки.
— Передумаешь сразу после них? — у Тима сверкают глаза. — Ну это мы еще посмотрим.
— Что посмотрим? — бросаю на него заинтригованный взгляд. — Посмотрим, как меня разнесет от твоих вафелек, и ты уже наконец испугаешься и убежишь?
— Всенепременно, — фыркает глазами мой неуемный женишок.
— Ты же понимаешь, что на все твои пафосные презентации и корпоративы тебе после свадьбы придется таскать меня?
— Увы, я понимаю, что мне придется показывать тебя другим мужчинам, Кексик, и рисковать, что тебя возьмут и украдут.
Я, конечно, имела в виду другое, но его ответ мне очень даже нравится.
Что там говорили тренеры по поднятию самооценки? Сначала начни вести себя так, будто ты и вправду ценишь себя за бриллиант, а все остальные подтянутся, так, кажется?
Завтрак предсказуемо затягивается, котята предсказуемо депортируются с кровати, как только взрослые начинают заниматься вот этими вот страшными взрослыми делами.
Котят кстати этот процесс вводит в священный ужас, и они спешно эвакуируются из спальни, но нет-нет, но засовывают разноцветные бошки в приоткрытую дверь по очереди.
— Тебе какой понравился? — спрашиваю уже позже, когда на простыне остается дивная прекрасная клякса, которую Тим называет лучшей оценкой его стараний.
Он, потный и прекрасный, ленится сейчас даже голову повернуть, настолько его размазал оргазм, только бровью и смог шевельнуть.
— В каком смысле?
— Котята. Какой понравился? Какого себе оставим? — повторяю насмешливо, вставая с кровати. Завтрак и утренний секс — это прекрасно, кто спорит, но дела никто не отменял. А у меня на завтра есть пара заказов, да и вечерочком ролик юмористический на кондитерскую тему хотелось бы записать.
— Всех, — Тим произносит это глухо, сонно, так что приходится обернуться и кинуть в него его же рубашкой.
— Эй. Не спать. В каком это смысле всех? Ты спятил?
— Чего сразу спятил-то, — Бурцев тянется с кровати, подцепляет в горсть прокравшуюся таки к нам белоснежку и поднимает её над собой на вытянутых руках. Симбы из кошки не получается, и она возмущенно лягает дурацкого человека когтистыми ножками по запястьям.
— Я, может, всю жизнь мечтал о стаде кошек на моем попечении.
— Что, и кормить их ты сам сейчас пойдешь, мечтатель? — поддеваю его ехидно, затягивая на талии пояс халата. Не спешу одеваться — хотела еще в душ сходить.
— И пойду, — Тим закатывает глаза и как есть, голым, сверкая во все стороны своей шикарной задницей, поперся на кухню.
Я не удержалась — следом пошла. А как тут удержаться — когда такая задница и смеет от тебя удаляться.
Он идет на кухню, он насыпает корм. Аккуратно рассаживает ломанувшихся к одной миске хвостатых дурней к отдельным тарелками. А после некоторое время стоит над ними. Голый, блин, рефери.
Смотрю на него и не могу удержаться — фыркаю.
Тим оборачивается и вопросительно задирает бровь.
— Люблю я тебя, балбес, — вырывается у меня неосторожное.
Хотя, почему такое уж неосторожное?
Это же мне этот шикарный мужик делал вчера предложение.
И это его крайне симпатичная рожа сейчас чуть не ярче солнца сиять начинает. И он шагает ко мне, сгребает в охапку и начинает кружить.
И черт побери — в его руках так упоительно себя ощущать пушинкой!
— Что-что ты делаешь, балбес? — смеюсь, но не особо— то и отбиваюсь. — Можно подумать, я
