Порой люди страдали, сталкиваясь со Сталиным благодаря невероятным совпадениям. Польская коммунистка Костыржева ухаживала за своими розами недалеко от Кунцева. Ее цветы увидел через забор Сталин. «Какие прекрасные розы!» – похвалил он. Тем же вечером Костыржева была арестована. Впрочем, в данном случае может существовать и иное, чем зависть Сталина, хотя и маловероятное объяснение. Произошла эта история во время антипольской кампании, и, видимо, Костыржева значилась в списках репрессированных.

Сталин нередко забывал или – значительно чаще – притворялся, будто забыл, что происходило с теми или иными знакомыми. Узнавая через много лет о том, что их расстреляли, вождь печально качал головой. «У вас были такие прекрасные люди, – позже сказал он польским товарищам. – Вера Костыржева, например. Не знаете, что с ней случилось?» Даже его феноменальная память порой давала сбои – так много было жертв.

Сталину нравилось пугать подчиненных. Показателен случай со Стецким. Этому человеку когда-то покровительствовал Бухарин. Во второй половине тридцатых он успешно работал в отделе культуры ЦК. На одной из очных ставок со своими обвинителями Бухарин передал Сталину старое письмо, в котором Стецкий критиковал вождя. «Товарищ Бухарин передал мне ваше письмо к нему, – написал Стецкому Иосиф Сталин. – Наверное, он хотел намекнуть, что и у товарища Стецкого были ошибки. Я не стал читать это письмо. Возвращаю его вам. С коммунистическим приветом Сталин». Нетрудно представить ужас товарища Стецкого, когда он получил это написанное от руки послание. Конечно, он тут же ответил: «Товарищ Сталин, получил ваше письмо. Спасибо за доверие. Теперь относительно моего письма, написанного в 1926 году. Тогда я действительно заблуждался в своих взглядах и входил в бухаринскую группу. Сейчас мне стыдно даже вспоминать об этом». Несмотря на «доверие», Стецкий был арестован и расстрелян.

Сталин любил играть в кошки-мышки даже с близкими друзьями. Семен Буденный хорошо показал себя на процессе над военными командирами. Но когда чекисты начали хватать людей из его штаба, пришел жаловаться к Ворошилову. Увидев большой список невинных, по убеждению усатого кавалериста, людей, находившихся под следствием, Клим пришел в ужас и отказался помогать.

– Поговори со Сталиным сам, – посоветовал он.

Буденный отправился к Сталину.

– Если эти люди, которые делали революцию, враги народа, то это значит, что в тюрьму нужно посадить и нас! – смело заявил Буденный.

– Что вы говорите, Семен Михайлович? – Сталин рассмеялся. – Вы что, с ума сошли? – Он позвонил Ежову. – Ко мне пришел Буденный. Он требует арестовать нас.

Позже Семен Буденный утверждал, что передал список Николаю Ежову и тот якобы даже отпустил несколько человек.

Прежде чем арестовать жертву, Сталин всегда старался успокоить подозрения. В начале 1937 года он позвонил жене одного из заместителей Орджоникидзе в комиссариате тяжелой промышленности. «Я слышал, что вы ходите пешком, – участливо сказал вождь. – Это нехорошо. Я пришлю вам машину». На следующее утро у дома замнаркома стоял лимузин. Еще через два дня замнаркома арестовали.

Советские генералы, дипломаты, разведчики и писатели, работавшие и воевавшие в Испании, погрязли в трясине доносов и предательств, убийств, интриг и разоблачений. Сталинский посол в Мадриде Антонов-Овсеенко когда-то был троцкистом. Он попытался доказать свою преданность режиму, но сделал это неловко. Сталин отозвал его в Москву, повысил в должности и на следующий день приказал арестовать. Принимая журналиста Михаила Кольцова, находившегося в Испании, Сталин пошутил о его испанских приключениях и назвал дон Мигелем. В конце аудиенции генсек неожиданно поинтересовался: «Вы не собираетесь стреляться? Ну тогда прощайте, дон Мигель». Кольцов играл в Испании в смертельно опасные игры. Он доносил Сталину и Ворошилову на соотечественников. Вскоре после разговора в кабинете Сталина дон Мигель был арестован.

Кабинет вождя был завален письмами с мест. В них власти с энтузиазмом рапортовали о расстрелах. В типичном отчете от 21 октября 1937 года читаем, что в Саратове были расстреляны одиннадцать человек, в Ленинграде сначала восемь, потом еще двенадцать, шесть и пять в Минске и так далее. Всего в списках значились фамилии 82 человек. Подобные рапорты, адресованные Сталину и Молотову, исчислялись сотнями.

Конечно, получал Сталин и множество писем с просьбами о помощи. Бонч-Бруевич, чья дочь была замужем за одним из помощников Ягоды, утверждал: «Поверьте мне, дорогой Иосиф Виссарионович, я бы сам привел сына или дочь в НКВД, если бы они были против партии». Каннер, сталинский секретарь в двадцатые годы, многое сделал в борьбе с Троцким и другими соперниками Сталина, но несмотря на это тоже был арестован в 1937 году. «Каннер не может быть негодяем, – писала некая Макарова, возможно его жена. – Да, он дружил с Ягодой, но кто мог подумать, что нарком безопасности окажется таким подлецом и мерзавцем? Поверьте, товарищ Сталин, Каннер заслуживает вашего доверия!» Каннер был расстрелян.

В секретариат генсека часто приходили просьбы от старых большевиков, которые были его близкими друзьями. Автор одного из таких посланий, Вано Джапаридзе, написал: «Моя дочь арестована. Не могу представить, что она сделала плохого. Прошу вас, дорогой Иосиф Виссарионович, облегчите ужасную судьбу моей дочери».

Шли письма и от обреченных партийных руководителей. Они чувствовали нависшую опасность и отчаянно пытались спастись. «Я не могу работать, – сообщал Николай Крыленко, народный комиссар юстиции, сам подписавший немало смертных приговоров. – Моя преданность делу партии не подлежит сомнениям. В сложившейся ситуации я не могу сидеть сложа руки. Пожалуйста, уделите мне несколько минут вашего времени». Крыленко тоже был расстрелян.

Все вожди были властны над жизнью и смертью. Через много лет Никита Хрущев неожиданно вспомнил случай с одним мелким агрономом, который чем-то его рассердил. «Конечно, я мог бы сделать что-нибудь с ним. Мог бы уничтожить его, стереть с лица земли».

Подсчитано, что за полтора года Большого террора Сталин принимал Ежова 1100 раз, то есть по два раза в день. По данному показателю Ежевика уступает только Молотову. Следует отметить, что это только, так сказать, официальные встречи в кремлевском кабинете вождя. Вне всяких сомнений, они часто виделись на даче. В архивах сохранилось много документов. Из них мы узнаем, что Сталин составлял собственные расстрельные списки и обсуждал их с Ежевикой. 2 апреля 1937 года, к примеру, он написал для Ежова синим и красным карандашом список из шести пунктов. Среди них встречаются и такие зловещие, как «очистить Государственный банк». Иногда Сталин подвозил маленького наркома на его дачу.

Переехав в кабинет Ягоды, Николай Ежов не изменил бешеного распорядка дня. Напротив, под воздействием ужасных дел, которыми ему предстояло заниматься, постоянно увеличивавшегося количества арестовываемых и расстреливаемых, страшного давления, как сверху, так и снизу, работы стало неизмеримо больше. Так же, как Сталин, Ежевика трудился по ночам. Он постоянно чувствовал усталость, с каждым днем становился все бледнее. У него часто сдавали нервы.