— Ты должен уйти отсюда, Макс. Если ты не уйдешь, ты никогда не увидишь маму, и папу, и миссис Госк — вообще больше никогда никого не увидишь.

— Я буду видеть тебя, — говорит Макс. — И миссис Паттерсон сказала, что я скоро снова смогу увидеть маму и папу.

— Она врет, и ты это знаешь.

Макс молчит. Плохой знак.

— И если ты здесь останешься, меня ты тоже больше никогда не увидишь.

— Почему? — спрашивает Макс.

Теперь я слышу в его голосе страх. Это хорошо.

— Я уйду и не вернусь.

— Нет, — говорит Макс.

Но это не приказ, это просьба. Макс просит меня остаться. Почти умоляет. Теперь у меня появляется надежда.

— Да, я уйду. И никогда не вернусь.

— Пожалуйста, Будо, не уходи.

— Я ухожу.

— Нет, пожалуйста, не уходи.

— Я ухожу, — говорю я и стараюсь сделать так, чтобы мой голос был холодный и твердый как камень. — Ты тоже можешь уйти. Или останешься здесь навсегда.

— Я не могу уйти, — говорит Макс.

Теперь я слышу в его голосе страх.

— Миссис Паттерсон не позволит мне уйти, — продолжает он.

— Ты должен сбежать отсюда, Макс.

— Не могу.

— Нет, можешь.

— Не могу, — говорит Макс, и мне кажется, что он вот-вот заплачет. — Миссис Паттерсон не выпустит меня отсюда.

— Дверь открыта, — говорю я и показываю на открытую дверь.

— Открыта?

Макс наконец замечает открытую дверь.

— Миссис Паттерсон забыла ее закрыть.

Откуда-то издалека до меня долетает голос Освальда:

— «Лгунишка, лгунишка, горящие штанишки!»[17]

Я улыбаюсь, мне интересно, где он успел услышать эту песню?

— Послушай, Макс. Это первый раз, когда миссис Паттерсон забыла запереть дверь. Ты должен уйти со мной.

— Будо, пожалуйста, останься. Мы с тобой можем остаться здесь, будем играть в солдатики, в «Лего», в компьютерные игры.

— Нет, не будем. Я ухожу.

— Почему ты такой злой? — спрашивает Освальд.

Его голос шелестит, как пыль. Я хочу остановиться и попрощаться с ним. Хочу поблагодарить за то, что он сделал. Я чувствую, что он может исчезнуть в любую секунду. Но мне нельзя делать паузу. Макс сдает позиции. Я это чувствую. Я должен довести дело до конца.

Я разворачиваюсь и делаю три шага к двери.

— Пожалуйста, Будо. — Теперь Макс уже по-настоящему меня умоляет, я слышу слезы в его голосе.

— Нет. Я ухожу и не вернусь.

— Пожалуйста, Будо, — повторяет Макс.

Мое сердце дрогнуло от этого страха. Я этого и хотел, но не знал, что будет так тяжело. То, что правильно, и то, что легко, не всегда одно и то же, и сейчас я это проверил на себе.

— Пожалуйста, не бросай меня, — просит Макс.

По-моему, это тот момент, когда я должен окончательно настоять на своем. Мой каменный голос превращается в лед.

— Миссис Паттерсон плохая, Макс. Ты боишься сказать это, но ты это знаешь. Но она даже хуже, чем ты думаешь. Она задумала увезти тебя из этой комнаты. Из этого дома. Она задумала увезти тебя очень-очень далеко. Ты никогда больше не увидишь маму и папу. Ты больше никогда не увидишь меня. Если ты не уйдешь сейчас же, твоя жизнь изменится навсегда. Ты должен уйти сейчас.

— Пожалуйста, Будо. — Теперь Макс уже кричит.

— Обещаю, что, если ты сейчас уйдешь отсюда, ты будешь в безопасности. Ты уйдешь от миссис Паттерсон, а я отведу тебя домой. Сегодня вечером ты увидишь маму и папу. Клянусь. А сейчас нам пора. Так ты идешь или нет?

Макс плачет. Слезы катятся у него по щекам. Но между всхлипами он кивает.

Он кивает.

Это наш шанс.

Миссис Паттерсон сидит у себя в спальне. Складывает в очередную коробку вещи из тумбочки под раковиной в ванной. Часы над плитой показывают шесть часов сорок две минуты. Пора уходить.

Я возвращаюсь в подвал. Макс стоит у лестницы. Точно там, где я его оставил. В руках он держит паровозик из «Лего». Макс вцепился в него так, как будто в этом паровозике вся его жизнь. Карман брюк топорщится, туда он тоже что-то сунул. Я не спрашиваю что.

Здесь ли еще Освальд? Я оглядываюсь по сторонам, но не вижу.

— Я здесь, — говорит он и машет мне рукой.

Я улавливаю движение. Освальд стоит за спиной Макса, но голос его звучит, как будто он говорит с противоположной стороны Гранд-Каньона.

— Решил, что меня нет?

Я улыбаюсь.

— Миссис Паттерсон наверху, — говорю я, — в спальне. Ты поднимешься за мной по лестнице, и мы пойдем дальше. Попробуем пройти через стеклянные двери в гостиной. Они должны разъезжаться бесшумно. Я видел, как миссис Паттерсон их открывала. Они не скрипнут. Когда выйдем из дома, сразу поворачивай направо и беги в лес.

— Хорошо, — отвечает Макс.

Он весь дрожит. Ему страшно.

— Ты сможешь, Макс.

— Хорошо, — повторяет Макс, но он мне не верит.

Мы поднимаемся по лестнице и входим в коридор. Парадная дверь справа. Я снова думаю о том, чтобы вывести Макса через нее, но потом решаю, что лучше не стоит. Парадная дверь прямо перед лестницей, и миссис Паттерсон может услышать, как она открывается.

— Сюда, — говорю я Максу и веду его через кухню в столовую. — Ручка на правой половине. Просто возьми и потяни в сторону.

Макс перехватывает паровозик левой рукой, а правой берется за ручку двери. Тянет в сторону. Дверь подвигается совсем немного и останавливается.

— О нет, — говорю я и чувствую, как мне впервые становится страшно. — Макс, мы должны выйти…

Я не успеваю закончить, как тут Макс поворачивает дверную ручку и шепотом говорит:

— Она была заперта, ничего особенного.

Он снова тянет дверь в сторону, и она с тихим шорохом открывается.

Я разволновался. Дверь не просто открыта, Макс ее отпер. Он решил проблему. Обычно Макс не решает проблем, обычно Макс на них зависает.

Это хороший знак.

Но как только дверь открывается, в доме три раза звякает сигнал тревоги. Это не вой сирены, а тройной писк, который сигналит хозяину дома о том, что сигнализация работает, но нарушена. В доме у родителей Макса она тоже так пикает. Я привык и не обращаю на это внимания, потому что двери пикают каждый раз, когда кто-нибудь их открывает. Они всегда пикают.