— Я там сегодня уже была, — напомнила Агата. — Не зачастила ли я туда?

— Пусть привыкают. Нам у них ещё детей регистрировать.

— Тогда, пожалуй, нужно потребовать карточку постоянных клиентов.

— Хорошая мысль, — согласился Никита. — Сегодня и потребуем.

Подавать заявление в ЗАГС поехали в тот же день. Немолодая женщина, принимавшая документы, увидев дату, которую выбрали Агата с Никитой, явно удивилась: это был вторник.

— Вы уверены, что хотите именно этот день? — вздёрнула она идеальные полукружья бровей.

— Уверены, — дружно ответили Агата с Никитой, доставая каждый своё свидетельства о разводе.

Дама неодобрительно поджала сухие губы и кивнула:

— Да, конечно.

— Представляешь, что она о нас подумала? — в притворном ужасе округлила глаза Агата, когда они сели в машину.

— Ужасное, ужасное падение нравов среди молодёжи, — очень похоже изобразил голос загсовской дамы Никита, и оба рассмеялись. Светлая радость всё никак не покидала их.

— Тебе никто не советует подождать и не торопиться? — спросила как-то Агата.

— Все близкие мне люди, уже поняли, что у меня крышу снесло от любви к тебе, на всякий случай отошли в сторону и наблюдают за развитием событий с безопасного расстояния.

— А ты?

— А что я? Я намерен всей нашей последующей совместной жизнью доказать им, что любовь есть. Даже если мы сначала ошиблись. Кстати, мои бабушка и дедушка, в чьей огромной любви друг к другу я никогда не сомневался, тоже были женаты вторым браком. У бабушки от первого даже дочка была. Вместе они родили ещё несколько детей и всегда обожали друг друга. И вообще, можно жениться в юности, прожить рука об руку сто лет и все эти сто лет люто ненавидеть друг друга.

— Да, ты прав, — успокоилась Агата, которая немного переживала из-за того думают о них окружающие.

Постепенно эта спокойная уверенность Никиты передалась и ей. И она перестала волноваться из-за того, что подумают окружающие. Словно любовь Никиты окутала её невидимым защитным коконом, через который не проникали осуждение и пересуды за спиной. А они были, конечно. Не каждый умеет радоваться счастью других.

Начали готовиться к свадьбе. Бабушка решительно сказала Агате:

— Всё, в этот раз свадебное платье я буду шить тебе сама. И тогда каждый стежочек будет с моей любовью и моей верой в ваше с Никитой счастье.

И она принялась за работу: нашла выкройку, купила ткани — и началось таинство. Шила бабушка ночами, когда никто не мог помешать. И только причудливый элегантный бант-шлейф кроили вместе с Агатой, в одиночку было не справиться: тонкая ткань ускользала из рук, стекала со стола и заливала воздушным облаком пол.

— Вот увидишь, получится очень красиво… — приговаривала бабушка, делая очередную примерку.

— Я не сомневаюсь, но сколько вы с ним намучаетесь, — переживала Агата.

— Разве это мука? — смеялась бабушка. — Это такое счастье — шить свадебное платье любимой внучке.

— Спасибо, бабушка, — прошептала Агата.

— Вы только будьте счастливы, — попросила в ответ бабушка и снова стала придирчиво осматривать свою работу, а потом подняла глаза на стоявшую на стуле Агату и сказала:

— Хотя я ни капли не сомневаюсь, что вы будете счастливы. И никогда не сомневалась, что вы очень подходите друг другу.

То же самое говорили Агате почти все, кто видел её в те дни.

В начале ноября их курс делили на группы для сдачи одного из экзаменов.

— А можно мне с первой сдать? — попросила Агата.

— Причина? — спросила строгая преподавательница, не любившая никаких изменений в своих планах.

— У меня свадьба.

— Хорошо, — согласилась преподавательница и внесла её фамилию в список.

— Ты же уже выходила замуж. — Удивилась вслух одна из однокурсниц, а остальные просто молча уставились на Агату.

— А теперь снова выхожу, — улыбнулась Агата и чуть не фыркнула, увидев оторопевшие лица однокурсниц, вспомнила слова Никиты и тоже сказала:

— Ужасное, ужасное падение нравов среди молодёжи. — И добавила: — Женятся и женятся. Никакой управы на них нет.

Девчонки рассмеялись и принялись расспрашивать Агату о подробностях. Она коротко рассказала об изменениях в своей жизни.

Одна из них, собиравшаяся на днях рожать Анечка Детченко, сказала:

— Агат, я не знаю, права ты или нет. Но одно тебе могу сказать: когда ты выходила замуж первый раз, то не выглядела счастливой. А сейчас просто светишься. Мне кажется, это любовь. Поэтому я тебе желаю того счастья, которое ты предвкушаешь.

— Кстати, да, — строго глядя на Агату, согласилась Влада, староста их группы. — И правда — светишься. И правда — счастья тебе.

Остальные согласно закивали.

— Спасибо, девчонки, — растрогано поблагодарила Агата, попрощалась и поспешила вниз. На улице её уже ждал Никита, который, как всегда встречал её после занятий: их курс последний, пятый, год учился вечером, после стажировки, и пары заканчивались поздно.

Счастливая Агата, сияя, рассказала Никите о разговоре с однокурсницами.

— Ну, вот видишь. — Обрадовался он. — А ты всё переживаешь. Нормальные люди поймут и не осудят. А мнение остальных тебя не должно интересовать. Ничего плохого ты не делаешь.

— Да, ты, конечно, прав, — улыбнулась Агата, в свете пролетающих мимо уличных фонарей вглядываясь в его лицо. Она всё никак не могла привыкнуть к тому, что теперь может смотреть на него, сколько хочет, и для этого не нужно прятаться за смородиной и бояться, что её заметят. Как, оказывается, это замечательно — просто смотреть на того, кого любишь.

Агата вспомнила, как несколько лет назад они с сестрой пришли на дачное озеро и увидели, что на другой стороне Никита с Митей прыгают с тарзанки. Агата, как заворожённая, шагнула в воду, оставив сестру играть с её подружками, и устремилась туда, к ним. Доплыв до середины, она смутилась, спряталась за кустиками какой-то озёрной растительности, и, радуясь тому, что умеет уверенно держаться на воде и что её не видно ни с одного из берегов, долго-долго смотрела на то, как Никита ловко выбирается из воды на высокий скользкий берег, хватается длинными сильными руками за палку и летит, летит к ней… Каждый раз ей казалось, что он долетит до неё. И каждый раз она одновременно страстно хотела этого и очень боялась.

Никита не долетал. Да это было и невозможно: тот берег, на котором стояло дерево с тарзанкой, был далеко от укрытия Агаты. Но зато она могла видеть, как Никита выныривает, трясёт головой, вытирает мокрое лицо руками и смеётся, что-то говоря Мите. Агата в этот момент жадно впитывала каждую чёрточку, каждое движение Никиты, понимая, что такой возможности просто полюбоваться им может больше не быть.