— В кустах на берегу кто-то есть! — крикнул дозорный.

Лучники приготовились, но Яххотеп поспешно остановила их:

— Не стреляйте! Это ребенок!

Маленький мальчик радостно махал ручонками, он первым заметил царицу. Вскоре подбежали и другие ребятишки. Вот показались женщины, веселые, дружелюбные.

На пристани собралась целая толпа горожан и воинов. Все принесли пальмовые ветви в знак торжественной встречи. Как только Яххотеп сошла на берег, послышались приветственные крики, пение, смех. Египтяне ликовали, ведь к ним вернулась царица Свобода!

Градоправитель, с трудом пробравшись вперед, низко склонился перед высокой гостьей.

— Значит, гиксосы не нападали на вас? — Яххотеп не знала, что и думать.

— Нет, царица. У нас все тихо и благополучно.

— Зачем же ты просил о помощи?

— Я не просил! И вообще не посылал к тебе ни голубей, ни гонцов.

Теперь найден ответ и на третий вопрос: темный владыка приказал соглядатаю разлучить Яххотеп и Камоса, разделить армию повстанцев. Вот откуда взялось лживое послание.

Вопреки их чаяниям, подосланный негодяй вовсе не умер и не убежал. Он нанес удар исподтишка накануне главного сражения.

Предстояло решить, что важнее: поскорее вернуться на север к Камосу или плыть дальше к Фивам? Скорее всего, Апопи задумал разрушить их, а не крошечный Сако.

Впрочем, тут и думать не о чем.

Камос — великий военачальник. В этом она убеждалась неоднократно. Он и без нее возьмет Аварис, на него можно положиться.

Царице становилось дурно при одной мысли, что палачи уже хозяйничают в ее родном городе. Что если коварный враг, заманивая египетскую армию на север, в то же время стянул войска к Фивам, источнику смуты? Отсечешь корни, обрежешь ветви, и восстание захлебнется!

— Царица! В честь твоего приезда мы устроим праздничный пир! — объявил градоправитель.

— Рано праздновать.

— А разве Египет не освобожден? Разве гиксосы не уничтожены?

— К сожалению, еще нет. Поспеши, градоправитель. Отправь всех женщин и детей в Фивы. День и ночь будь настороже. Если увидишь, что гиксосы приближаются к Сако, не геройствуй, отступай со всеми людьми.

Афганец с нежностью гладил кусочек бирюзы, взятый им с разрешения фараона из ларца на пристани.

— Родину вспоминаешь, да? — посочувствовал Усач.

— Такая красота родится лишь в горах Афганистана. Вот закончится война, и я снова займусь торговлей. Разбогатею.

— Не хочу показаться занудой, но позволь напомнить, что впереди у нас еще немало дел. Видал, какие высокие толстые стены воздвиг проклятый Апопи? Даже у меня поджилки трясутся. Чтоб взобраться на них, нужно уметь летать. Ни одна лестница не достанет до самого верха. А лучники у них не хуже наших!

— Что ты ноешь? Мало мы гиксосов побили?

— Не так уж много. Защитники крепости наверняка лучшие воины. Упрямые и выносливые, ослиное племя!

— С чего это ты вдруг раскис?

— По правде сказать, на душе у меня погано. Не нравится мне Аварис. Вроде жарко, а все равно от стен веет могильным холодом.

— Гляди, какое славное вино прислали Апопи! Отхлебни глоточек, полегчает.

Множество грузовых судов потянулось к югу. Камос уже мечтал, как принесет обильные жертвы Амону в Фивах. Однако его смущала странная тишина, окутавшая Аварис. Что замышляет Апопи?

Ведь он по-прежнему силен. Камосу удалось захватить гавань, отрезать город от внешнего мира. Но в столице немало запасов. И воинов хватает.

Хранитель печати Неши, по всегдашнему обыкновению суетился, оделяя всех едой. Градоправителя Эмхеба заботило, не вышлют ли гиксосы лазутчиков, не нападут ли внезапно. Он повсюду расставил дозорных и велел смотреть в оба.

— Что будем делать, государь? — спросил Эмхеб мрачно.

— Пошлем разведчиков. Пускай обследуют окрестности. Важно, чтобы в город не подвозили продовольствия. Темный владыка оголодает и запросит пощады.

— Долго же нам придется осаждать Аварис! Странно, что там сейчас тихо, лучники не стреляют… А ведь гиксосы вполне способны отогнать нас от стен!

— Может быть, мы преувеличиваем его мощь?

— Нет, государь. Уверен, он ждет подкрепления. Радуется, что мы не отступили. Хочет полюбоваться, как нас раздавят.

— То есть ты советуешь уйти подобру-поздорову? Взяли за горло чудовище — и то хорошо! Пора отпускать. Так что ли?

— Я не меньше тебя, государь, хочу изгнать из Египта гиксосов. Но сейчас не стоит упорствовать, иначе нас разобьют. Нужно отдохнуть и собраться с силами.

— С нами нет царицы, вот поэтому ты отчаялся. Как только она вернется, сомнения рассеются, мы воспрянем духом и с легкостью возьмем Аварис.

Трем стражникам удалось спастись.

Они не стали драться с носильщиками и сразу убежали в город, пока ворота еще не закрыли. Их мгновенно поймали и бросили в темницу. Потом наказали палками, привязав к столбу. Едва живые, окровавленные, они думали с тоской, когда же их выпустят и что заставят делать потом.

Дверь со скрипом растворилась. Вошел сам правитель, а с ним госпожа Аберия.

— Вы трусливо бежали, верно? — при звуке этого голоса кровь стыла в жилах.

Двое после побоев не могли говорить. Третий начал с трудом:

— Владыка, мы рассудили, что в городе от нас будет больше пользы. Носильщики взбесились. С египтянами никто и не сражался.

— Ты рассуждаешь как трус. В моем войске трусам не место. Гиксос выполняет приказ при любых условиях, чего бы это ни стоило. Госпожа Аберия вам это подтвердит.

— Владыка, умоляю, пощади!

Стражник мгновенно смолк. Огромные ручищи Аберии сомкнулись у него на шее. Она душила их с наслаждением, не спеша, стараясь, чтоб жертвы подольше мучились.

Гиксосам не терпелось поквитаться с египтянами.

Правитель поражал всех исключительным самообладанием.

Его супругу Танаи принесли во дворец без сознания и уложили в постель. Она металась в жару и бредила о пожарах, граде камней и потоках грязи. Рабыни не отходили от нее ни на минуту. Меняли повязку на лбу, поили травяным настоем.

Има, жена Хамуди, спасаясь от тревог, курила опиум. Заботливый муж ни в чем ей не отказывал. В одуряющем полусне Име казалось, что власть гиксосов несокрушима. Апопи, опытный лекарь, вмиг справится с египетской заразой.

Распорядителю казны было не по себе. Апопи сам приказал отослать Яннаса в Шарухен, испугавшись растущего влияния флотоводца. Но теперь, очевидно, обвинит Хамуди, что тот оскорбил главу войска в самый неподходящий момент.