Только теперь он поймал себя на том, что его еще никогда так не целовала ни одна женщина. Во вкусе губ Габриэллы, в запахе ее тела, в том, как они слились друг с другом, для него не было ничего знакомого. Ему было приятно прикосновение ее нежных волос к его щеке, однако в прошлом он этого не чувствовал.

Джош снова поцеловал ее и сразу же провалился во мрак, более непроницаемый, чем чернота звездного неба. Пальцы Габриэллы впились ему в руки, она навалилась на него. Тотчас же в самом сердце наслаждения, которое охватило Джоша, расцвела бесконечная тоска. Эти два чувства схлестнулись между собой в смертельной схватке. Отдаться одному из них означало бы отдаться и второму.

Джошу хотелось, чтобы прикосновения Габриэллы были ему знакомы. Столько ночей и дней, недель и месяцев ему не давали покоя поиски доказательств перевоплощения, поиски своего собственного прошлого и женщины, обитающей в нем.

«Теперь и Габриэлла не будет давать мне покоя, станет меня терзать, а я не могу этого допустить. Но сейчас, всего один этот вечер, я позволю себе ощущать прикосновение ее тела к своей коже, слушать ее судорожные вздохи, дающие выход чувствам, переполняющим ее. Ведь от этого никому не будет плохо, правда, если я всего на несколько минут скроюсь в ее поцелуях?»

Дождь превратился в самый настоящий ливень, завывающий ветер метался вокруг, крепко обнимал их, и без него слившихся в объятиях, обволакивал коконом вихрящегося прохладного воздуха, который отделил этих людей от остального мира.

Но затем тоска одержала верх в борьбе с наслаждением, и Джош резко отпрянул от Габриэллы. Он не мог оставаться здесь. Не мог так поступать ни с Габриэллой, ни с самим собой.

Нью-Йорк. 22.30

Рейчел подошла к двери квартиры Гаррисона Шоулса только после того, как дважды прошлась мимо его дома. Она почти пятнадцать минут боролась с собой и никак не могла решить, встречаться или не встречаться с ним.

Гаррисон позвонил ей и пригласил в гости. Его голос подействовал на нее подобно магниту. Рейчел сознавала, что поступает бесконечно глупо, однако ее еще никогда так не тянуло ни к одному мужчине. Дядя Алекс посмеялся над ней, и она пожалела о том, что призналась ему. Может, ей нужно перестать бояться, отдаться течению и посмотреть, куда оно ее принесет, списать все свои страхи на неопытность — разумеется, не в отношениях с мужчинами, а в любви?

Рейчел расхаживала взад и вперед и мысленно перебирала все те логические причины, по которым ее тянуло к Гаррисону Шоулсу.

«Он — консультант-искусствовед, помогает коллекционерам приобретать картины, скульптуры, антиквариат, ювелирные украшения — одним словом, все прекрасное. Он буквально излучает вокруг себя хороший вкус, внутреннюю культуру. У него приятная внешность. Наверное, самое главное, хотя и лишенное смысла, заключается вот в чем — Гаррисон Шоулс какой-то неуловимый».

Рейчел чувствовала, что ей никак не удается подступиться к нему, к его тайнам, судя по всему многочисленным и глубоко погребенным. Именно это она находила самым привлекательным.

Когда Рейчел наконец поднялась наверх, Гаррисон встретил ее в дверях целомудренным поцелуем в щеку, который тем не менее получился эротичным. Очень уж крепко он стиснул ей плечо, как будто сдерживался, но из последних сил.

— У меня как раз заканчивается один деловой разговор. Проходите, это займет совсем немного времени.

Рейчел полагала, что Гаррисон предложит ей подождать в гостиной, а сам вернется к себе в кабинет, однако он повел ее с собой.

Квартира служила ему одновременно и домом, и офисом. Изящная и утонченная, отделанная в серых тонах с небольшими вкраплениями серебряных акцентов, она располагалась в мансарде. Из огромных окон от пола до потолка открывался прекрасный вид на ночной город, искрящийся огнями бриллиантов.

Гаррисон угостил Рейчел виски, именно таким, какое она любила, дорогим, но без излишней помпезности. Он указал гостье на кресло, стоявшее слева от письменного стола, и продолжил разговор по телефону, от которого оторвался, чтобы ее впустить.

Рейчел потягивала виски, гладила кожаную обивку, нежную словно кожа младенца, и старалась не смотреть на хозяина. Один раз он все же поймал на себе ее взгляд и улыбнулся.

После нескольких фраз Гаррисон выдвинул верхний ящик стола и достал какие-то бумаги. При этом Рейчел успела разглядеть в глубине очень маленький черный револьвер.

Тотчас же ее захлестнули самые безумные чувства. Приглушенная музыка, которая на самом деле не была музыкой, подействовала на нее усыпляюще, оторвала от звуков и образов кабинета, в котором она находилась сейчас, и увлекла ее куда-то в другое место. Вместо библиотеки, сверкающей стеклом и хромом, окна которой выходили на город, Рейчел внезапно оказалась в другой комнате, отделанной деревом. Из окон открывался вид на холмистую равнину. На стенах висели картины работы мастеров эпохи Возрождения. Мужчина, сидящий за письменным столом, на том самом месте, где всего каких-то несколько минут назад сидел Гаррисон Шоулс, был кем-то совсем другим.

Он сохранил остатки былой привлекательности, но ему было уже за пятьдесят. Никаких джинсов и пиджака от Армани, строгий старомодный костюм. Теперь они с Рейчел были здесь не одни. Перед письменным столом стоял плохо одетый молодой мужчина с недобрыми глазами и сальными волосами.

Мужчина, занявший место Гаррисона, бросил на Рейчел взгляд, наполненный вожделением. На столе перед ним лежало пресс-папье, отделанное кожей. На нем в свете лампы сверкал маленький черный револьвер. Мужчина разговаривал с молодым головорезом и ни разу даже краем глаза не взглянул на оружие, однако его присутствие было доминирующим.

— Не может быть и речи о том, чтобы на нас пало подозрение в краже, ведь так? Больше того, нам следует предложить щедрую награду за любые сведения, которые могут способствовать поимке похитителя или похитителей. — Он многозначительно кивнул.

Рейчел почувствовала, что ей необходимо бежать отсюда. Подальше от этих людей. От револьвера. Но она ничего не могла поделать. Ей казалось, будто ее удерживают стальные оковы. Рейчел попыталась было заговорить, но слова давались с огромным трудом, словно ей приходилось выпихивать изо рта камни. Она смогла лишь испустить сдавленный крик, после чего все снова вернулось к тому, что было раньше, но только паника, охватившая ее, никуда не делась.

Гаррисон был встревожен. Он постарался как мог успокоить Рейчел, тихо и ласково спросил у нее, что случилось, чем он может помочь. Рейчел прямо спросила у него, зачем он держит в ящике письменного стола револьвер, и Гаррисон убедительно объяснил, что он постоянно имеет дело с произведениями искусства, ювелирными украшениями, поэтому должен думать о том, как себя защитить. Все это было логично. Рейчел сидела у него в кабинете, выпивала вместе с ним, слушала его голос, однако никак не могла избавиться от чувства опасности.

Когда Гаррисон подошел к ней и снова ее поцеловал, Рейчел с удивлением поймала себя на том, что не отпрянула назад, а, наоборот, подалась к нему. Она насторожилась, но не смогла справиться с любопытством и еще какой-то необъяснимой силой. Какой-то мрак, накопившийся у него внутри, и тени, окружающие этого человека, почему-то действовали на нее словно сильное возбуждающее средство.