Но вот у Каллахэна перестало хватать сил даже на то, чтобы воображать, будто он находится где-то в другом месте. Он был... он был там, где был.

Ему было холодно и сыро, он задыхался, и ему было страшно. Сознание начало угасать, мигать, сжиматься до нескольких основополагающих мыслей.

Он думал: «Всем когда-нибудь приходится умереть. Но так умирать никто не должен».

Он думал: «Долго это не продлится, это не может длиться долго, не может».

И он думал: «Почему?»

Бертуик-хауз — то, что русский назвал своим скромным жилищем, — в действительности представлял собой огромный особняк из красного кирпича, примыкающий к Риджент-Парку: трехэтажное строение с мансардными окнами на крыше и тремя печными трубами. Меры безопасности были как явные, так и скрытые. Особняк был обнесен кованой чугунной оградой высотой в десять футов, выкрашенной в черный цвет, с торчащими острыми пиками. Высоко на стене в эмалированном кожухе была установлена видеокамера, наблюдавшая за подъездной дорожкой. У ворот небольшой домик привратника, приветствовавшего малиновый «Бентли» Бермана почтительным кивком.

Просторный холл внизу был заставлен репродукциями антикварных произведений искусства. Угловые кресла, комоды на высоких ножках и шахматные столики в духе Шеридана и Чиппендейла, но только обитые толстым блестящим шеллаком и сияющие неестественным оранжевым цветом морилки. Две большие картины со сценами охоты в позолоченных рамах, казавшиеся на первый взгляд полотнами мастеров XVIII века, при ближайшем рассмотрении выглядели так, словно их приобрели в универмаге: копии, небрежно и торопливо выполненные студентом художественного колледжа.

— Нравится? — надуваясь от гордости, спросил Берман, обводя рукой это беспорядочное собрание предметов псевдоанглийской культуры.

— У меня нет слов, — ответил Джэнсон.

— Прямо как декорации в кино, da?

— Da.

— Это и есть декорации, — радостно захлопал в ладоши Берман. — Григорий приходит на киностудию «Мерчант Айвори» в последний день съемок. Выписывает чек продюсеру. Покупает все.Тащит домой. Теперь живет в декорациях «Мерчант Айвори». Все говорят, у «Мерчант Айвори» лучшиефильмы о высший свет. Если лучший, Григорию это подходит.

Самодовольное похмыкивание.

— Меньшего я от Григория Бермана и не ждал. Объяснение все поставило на свои места: обстановка была такой яркой, броской, так как предназначалась для того, чтобы хорошо смотреться в искусственном освещении, снятая на пленку через светофильтры.

— У меня есть и дворецкий. У меня, Григорий Берман, все детство простоявший в очередях в ГУМе, теперь есть дворецкий.

Тот, о ком он говорил, скромно стоял в дальней части холла, облаченный в длинный черный сюртук на четырех пуговицах и рубашку со стоячим воротничком. Высокорослый, грудь колесом, окладистая борода и редеющие волосы, тщательно зачесанные назад. Розовые щеки придавали ему что-то веселое, не вязавшееся с его строгим обликом.

— Это мистер Джайлс Френч, — сказал Берман. — Джентльмен для джентльмена. Мистер Френч выполнит все твои просьбы.

— Его действительно так зовут?

— Нет, не так. Его зовут Тони Туэйт. Но кому какое дело? Григорию не нравится его настоящее имя. Дал ему имя из лучшей американской телевизионной программы.

Внушительный слуга торжественно склонил голову.

— К вашим услугам, — поставленным голосом произнес он.

— Мистер Френч, — обратился к нему Берман, — принесите нам чаю. И... — Он умолк, или отдавшись собственным мыслям, или отчаянно пытаясь вспомнить, что может подаваться к чаю. — Sevryuga? — неуверенно предложил он, и дворецкий тотчас же едва заметно покачал головой. — Нет, постойте, — поправился Берман и снова просиял: — Бутерброды с огурцом.

— Хорошо, сэр, — ответил дворецкий.

— Мысль еще лучше. Принесите пшеничные лепешки. Особые, которые делает повар. Со взбитыми сливками и клубничным вареньем.

— Великолепно, сэр. Будет исполнено, сэр.

Берман просиял улыбкой ребенка, которому наконец разрешили поиграть с любимой куклой. Для него Бертуик-хауз был игрушечным домиком, созданной им пародией на английский высший свет, щедрой и по-милому безвкусной.

— Скажи, что ты думаешь на самом деле? — сказал Берман, обводя рукой вокруг.

— Не передать словами.

— Ты так правда думаешь? — Берман пощипал себя за щеку. — Правда? Душистый горошек! За это я познакомлю тебя с Людмилой. Она поможет тебе совершить кругосветное путешествие, не вставая с кровати.

Проходя мимо маленькой комнаты в конце коридора, Джэнсон почтительно застыл перед большим сверкающим устройством со встроенными видеомонитором и клавиатурой и двумя квадратами по обеим сторонам от них, забранными черной металлической сеткой. Он с уважением кивнул на чудо техники.

— Это и есть РС/6000?

— Это? Это приставка караоке. Компьютер в подвале. Берман провел его по винтовой лестнице в застеленное коврами помещение, в котором стояли несколько системных блоков; от тепла, выделяемого суперкомпьютером, в комнате без окон было слишком душно. Два небольших электрических вентилятора безуспешно пытались размешать горячий воздух. Появился дворецкий, принесший чай и лепешки, разложенные на тарелочках из бристольского фаянса. Поставив тарелочки и маленькие керамические вазочки со сливками и вареньем на небольшой столик в углу, он бесшумно исчез.

Тоскливо взглянув на лепешки, Берман сел за клавиатуру и запустил программу взлома. Потратив несколько минут на изучение результатов, он повернулся к Джэнсону.

— В этой обители молчания скажи Григорий, во что ты его втягиваешь?

Джэнсон ответил не сразу. Он мучительно долго ломал голову, прежде чем решился раскрыть основные моменты неприятного положения, в котором очутился. Джэнсону было хорошо известно, что такие болтуны, как Берман, иногда способны хранить чужую тайну лучше кого бы то ни было — в зависимости от того, какие мотивы ими движут. Григорий слушал его молча, ничем не выдавая свои мысли. Наконец, пожав плечами, он ввел с клавиатуры значения алгебраической матрицы и снова запустил программу.

Прошла еще минута. Берман повернулся к Джэнсону.

— Григорий опечален. Мы запускаем эта программа, может быть, когда-нибудь мы получаем результаты.

— Как долго ждать?

— Машина работает двадцать четыре часа, затем связывается с глобальной компьютерной сетью, идет параллельная обработка данных, ну а потом... — Берман закатил глаза. — Восемь месяцев? Нет, думаю, ближе будет девять месяцев. Все равно как делать ребенок.

— Ты шутишь.

— Ты хочешь, чтобы Григорий сделал то, что не могут сделать другие? Тогда должен дать Григорий цифры,которых нет у других. У тебя есть общий ключ доступа к своему счету, da? Мы его используем, у нас есть преимущество. Иначе возвращаемся к тому, чтобы делать ребенок.