Уходя, не оборачиваясь, сказала в сердцах:

— Дураки, вас всех убьют!

Кажется, слова эти только Сашка слышал.

— Уверен, Олег. Поехали, кстати, флаги заберем. Доехали до ее дома. Пошли к сараю — откуда-то вылетела дурная дворовая собака, лаяла так, что казалось: вот-вот выхаркнет злой язык свой. Олег прошел мимо, не обращая внимания. Саша хотел пнуть собаку ногой в морду, но она отскочила и пуще взвилась.

— Возьми помидорок, что ли, там, — предложил Олег, наклонившись над погребом, где Саша выискивал флаги в ворохе транспарантов, нарукавных повязок, портретов Костенко…

— Держи, — подал банку.

Следом два древка, разборные, пластмассовые, и яркие полотнища партийные.

— Открой, — попросил Олег, когда уселись в машину.

— Усвинячимся сейчас все.

— Хочется что-то. Это ж почти как спирт. Пьянит.

Ехали по ночному городу. Сашка вскрыл банку ножом, доставал помидоры руками, обтекая едким соком, сам глотал, наклоняясь, чтоб не капало на брюки. Помидорки поменьше в охотно раскрываемую пасть Олегу запускал. Тот жевал, жмурясь и сильно двигая челюстями.

Фары ковыряли ночь, как пьяный скальпель. Олег дурил и катался с дальним светом. Если включали дальний в ответ, — наглел и выезжал чуть не на встречную полосу — заставляя спонтанного ночного противника притормаживать.

В квартирке Олега их ждали Венька и девять пацанов из числа местных «союзников» — за вчерашнюю ночь, объехав город, отобрали тех, что постарше и позлее, — оторвы, проверенные и веселые. Шаман, Бурый, Дальнобойщик, Паяла…

Больше народу решили не собирать, чтоб не пропалиться случайно. Оперативники заходили в последние дни ко многим, хамили, но не тронули никого — искали Сашку и честно обещали угробить его.

— Матвей больше не подавал весточки? — спросил Веня, открыв дверь.

— Нет. Все без изменений, — сказал Саша негромко, топая ботинками, сбивая грязный снег.

— Когда?

— Когда надо.

Сели все вместе в кружок, на полу, открыли одну бутылку хорошей водки. Всем разлили — Сашка и Олег себе плеснули по несколько капель.

Веня, не пивший четыре дня, с глазами, как примороженные пельмени, неприметно налил себе воды. Он даже похудел от необыкновенной трезвости.

— Братья, — сказал Саша просто и даже с легкой улыбочкой. — Партия говорит нам: русским должны все, русские не должны никому. Также партия говорит нам: русским должны все, русские должны только себе. Мы хотим вернуть только то, что мы себе должны: Родину. Вперед.

Засмеялись зубасто. Выпили легко. Сыр, зелень и початая банка помидоров: полезли в нее.

— Еще по одной, — скомандовал Саша. Доразлили всю бутылку.

Саша кивнул всем нежно и выпил молча.

— А теперь спать, — скомандовал. Пошел покурить перед сном.

— А где Позик? — спросил у Вени, потянувшегося следом.

— Цветы ушел поливать.

Саша кивнул и ничего не сказал.

— Пообещал утром вернуться… — Веня заглянул Саше в глаза. — Все забывал тебе сказать: Негатив передавал… Просил, в общем, чтоб мы Позика никуда не втягивали.

— Во сколько он придет, говоришь?

— Ну, утром. На первых троллейбусах, наверное, подкатит.

— Он не успеет. И хорошо.

— Значит, завтра? — понял Веня, по лицу его расплывалась улыбка, как масло по блину.

— Сегодня, Веня. Ложись спать.

Саша выкурил сигарету, глядя за окно. Выбросил щелчком бычок в форточку. Он мигнул, искристо рассыпавшись под снегом.

* * *

В два тридцать ночи Саша поднял пацанов. Вызвали пару машин такси, Сашка и Веня сели с Олегом, в его «Волгу».

Таксисты подивились немного, когда пацаны вылезли на отшибе города, у старого парка.

Там же и свою «Волгу» Олег припарковал, закрыл ее, сказал: «Жди меня, девочка!» — и хлопнул по боку.

— Идите в парк, там качельки есть, покачаетесь там пока, — предложил перетаптывающимся на снегу пацанам-союзничкам Олег.

— Мы позвоним, — кивнул им Сашка. — Ждите. Пошли втроем — он, Веня, Олег.

— У вас что, администрация в лесу? — спросил Веня весело. Он еще ничего не знал.

За парком стояло одинокое двухэтажное здание — бывший интернат для умственно отсталых детей. Неизвестно, куда их всех подевали, но последние годы здесь располагался спецназ МВД — тот самый, где работал раньше Олег.

Олег и посейчас приходил туда изредка вечерами — в спортзал, подкачаться, когда расходились с работы старшие офицеры.

— Вень, нам нужно оружие, — сказал Саша. — Мы его сейчас заберем. Слушай меня, слушай Олега, и все будет хорошо.

Они обошли здание, обнесенное высоким забором, и оказались с тыловой стороны. На них смотрели грузные, поскрипывающие ворота.

«Такие в детстве все время хотелось лизнуть языком», — не к месту вспомнил Сашка.

Олег подлез под ворота и позвал с другой стороны Сашку и Веню.

— Здесь камеры слежения не ловят еще, — объяснил, когда они выбрались поочередно.

Шли к зданию, озираясь. Просторная площадка, турник, врытые в землю шины — с одной стороны, недлинный ряд гаражей — с другой.

— А вот автопарк наш, наши моторы, — показывал Олег спокойно: справа стояли милицейские машины — «козелки», два спецназовских автобуса, знакомых Сашке по митингам. На боку этих автобусов, помнил он, нарисован зубастый, ощерившийся хищник неведомой породы. Каждый раз, когда Сашку в этот автобус затаскивали, он хищника разглядывал, пытаясь определить, кто же это скалит зубы, что за мутант.

— Нас точно не видят? — спросил Саша.

— Нормально все, — отвечал Олег. — Вот тут за машиной встаньте.

Сам неспешно направился к задней, железной двери. Нажал звонок. Повернувшись улыбающимся лицом к камере слежения, помахал рукой.

— Я это, я! — сказал громко, хотя его еще не слышали, да и сам он не видел, конечно, кого приветствовал. В другой руке у него был газовый баллончик.

Ждал с минуту.

Олег утверждал, что в дежурной части ночью только один человек сидит, кемарит — дневальный чаще всего. Дежурный офицер обычно спал по ночам. Дневальный и помощник дежурного сменяли друг друга.

Вообще, по уставу, в дежурке должны находиться не менее двух человек — но устав давно никто не соблюдает, говорил Олег Сашке.

— Ну, наконец-то! — сказал Олег.

Саша взял кусочек снега и положил в рот. Он выглядывал, не таясь, из-за бочины «козелка», видя профиль Олега, тупо смотрящего в закрытую дверь, его руки, висящие вдоль тела, как казалось, совершенно расслабленно. Что-то спросили из-за двери, потому что Олег, снова ощерившись — так привык он улыбаться, — сказал: