меярин хотел больше всего, что-то, что он был готов обменять на Джордана. Возможно, саму Алекс, если бы до этого дошло. Однако она быстро поняла, что это вполне может привести к катастрофическому будущему, предсказанному Библиотекой.

Идеи приходили к ней так же быстро, как она отмахивалась от них, Алекс провела рукой по мокрым щекам, вытирая слезы, и повернулась, чтобы прочитать последнюю запись внизу страницы, на этот раз написанную другим почерком:

«ДОПОЛНЕНИЕ: Начиная с третьего месяца года Дестерота, да будет известно, что любые и все ритуалы кровного родства настоящим запрещены. Совершение такого действия над живым существом приведет к немедленной казни.»

— У тебя там тяжелое чтение, Эйлия, — поддразнил голос у нее над ухом.

Вздрогнув, Алекс с громким хлопком захлопнула книгу и, обернувшись, обнаружила Эйвена прямо за своей спиной. Она знала, что ее глаза были широко раскрыты, и она чувствовала, как сердце бешено колотится в груди, но ее реакция не была неуместной. Как долго он стоял у нее за плечом? Как много он прочитал? Что, если…

— Все еще интересуешься Менадой дэ Лорансой? — спросил он, придвигаясь к ней, чтобы небрежно прислониться к столу. — Я могу понять твое восхищение, особенно учитывая то, через что ты прошла.

Видя, что она не находит слов, Эйвен протянул руку и взял ее левую руку в свою, разжимая ее пальцы, пока он не увидел серебристый шрам, пересекающий ее ладонь.

— Кажется несправедливым, что тебе пришлось страдать от агонии яда Сарнафа, когда простой ритуал соединения исцелил бы тебя за считанные минуты.

— Ты знаешь, как говорится, — сумела выдавить Алекс, — то, что тебя не убивает, только делает тебя сильнее.

— В твоем случае нельзя сказать более правдивых слов, — ответил Эйвен. Нежно, о, так нежно, он провел пальцами по ее шраму, прежде чем полностью отпустить ее руку. — Как ты жила с этими людьми столько лет, я никогда не узнаю. Твоему внутреннему огню я завидую, этой силе воли внутри тебя.

Застигнутая врасплох его нежным — почти интимным — прикосновением, Алекс потребовалось мгновение, чтобы сосредоточиться на его словах.

— Прошлая ночь была интересной, — предложила она, уводя их разговор подальше от опасной зоны ритуала Заявления прав. — У тебя много… друзей. Я и не подозревала, что есть так много других людей, готовых восстать против заботы короля о смертных.

В глазах Эйвена блеснул удивленный огонек.

— Готовых восстать?

Алекс странно посмотрела на него.

— Э-э, да. Разве это не то, что вы все делаете?

— Ты хочешь сказать, что мы мятежники?

— Эйвен, что… — Она замолчала, когда перевод нахлынул на нее, и она поняла, насколько нелепым был этот момент в парадигме времени.

— Мне это нравится, — задумчиво произнес Эйвен на общем языке, не дожидаясь, пока она закончит свой вопрос. — Мятежники. Мы — гарсеты.

Алекс не была уверена, то ли недоверчиво рассмеяться, то ли ударить себя по лицу. Кто бы мог подумать, что именно она изначально дала Эйвену название для его последователей? С таким же успехом она могла бы предложить, чтобы ей вырвали зубы один за другим, настолько острым был ужас того, что она только что сделала.

— Но, да, — продолжил Эйвен, — по сути, это то, чем мы являемся. Игнорируя твою короткую, неприятную стычку со Скрэгоном…

Неприятную стычку? Алекс усмехнулась про себя, вспомнив, как зверь бросился на нее. И это было после того, как он предложил Эйвену занять трон самому. Слово «неприятную» не совсем соответствовало тому, как она описала бы их встречу.

— … Я рад, что вчера вечером ты смогла увидеть, за что мы выступаем; что наше дело справедливо и честно. Ты можешь с этим не согласиться?

— Могу, — мгновенно ответила Алекс. Пыл Эйвена померк, а выражение его лица сменилось разочарованием, поэтому она объяснила: — Среди смертных есть поговорка: «Не кусай руку, которая тебя кормит». — Она сделала паузу, чтобы это дошло, а затем продолжила: — Если бы ты отдал волчонка на попечение стаду овец, этот детеныш вырастет, любя овец, а не видя в них свою следующую еду. И если появится другой волк и будет угрожать приемной семье детеныша, можешь ли ты винить этого волчонка за то, что он сделал все возможное, чтобы защитить своих овец? Чтобы защитить свою семью?

Лицо Эйвен снова смягчилось.

— Мы теперь твоя семья, Эйлия.

Не желая, чтобы его заявление повлияло на нее, Алекс ответила:

— Это то, что новый волк, вероятно, и сказал бы детенышу.

Они долго смотрели друг другу в глаза, но вскоре губы Эйвена растянулись в неохотной улыбке.

— Такая преданность, — сказал он с благоговением в голосе. — И все же они никогда не узнают, как им повезло, что их защищает такой детеныш, как ты.

— Мне все еще нужно совершить этот подвиг, — сказала Алекс. Чувствуя, что пришло время отказаться от тяжелой метафоры, которая значила для нее больше, чем Эйвен мог себе представить, она легонько ткнула его в ребра и закончила: — И у меня такое чувство, что ты и твоя веселая компания мятежников будете усложнять для меня все больше и больше.

Со смешком Эйвен произнес:

— Конечно, будет интересно посмотреть, выиграет ли волк или волчонок битву за овец.

Как ледяная капля воды, дрожь пробежала по ее спине от поразительно достоверной аналогии.

Эйвен оттолкнулся от стола, выпрямился во весь рост и задумчиво посмотрел на Алекс сверху вниз.

— Знаешь, все эти разговоры о волках и овцах действительно заставляют задуматься, — сказал он, протягивая руку, чтобы провести пальцами по обложке книги, которую Алекс захлопнула.

Внимательно наблюдая за его действиями, она спросила:

— И о чем?

— Что, если овцы проводили так много времени со своим волчонком, что начали думать, что сами предпочли бы быть волками? — задумчиво спросил Эйвен. — Что, если настоящие волки должны были найти способ контролировать овец, чтобы убедиться, что они не пытаются стать чем-то большим, чем они есть? Овца никогда не сможет стать волком, как бы ей этого ни хотелось. — Он задумчиво посмотрел на закрытую книгу. — Что, если волки нашли способ держать овец в узде, если они нашли способ… — Он замолчал, задумчиво нахмурив брови.

— Эйвен, — выдохнула Алекс, ее сердце было тяжелым от страха. — Мы… мы все еще говорим о животных?

Так же тихо он ответил:

— Ты знаешь, что мы никогда не говорили о животных, Эйлия. — Огонь зажегся в его глазах, когда он продолжал смотреть на книгу с расчетливым выражением лица. — Я должен признать, — сказал он таким тихим голосом, что Алекс пришлось наклониться, чтобы расслышать его, — если бы это не было запрещено, мне было