Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя эта практика на словах вызывает отвращение, на деле она работает. Немалое число врачей занимаются ТФМ уже не первый год, а в 2013 году в популярном New England Journal of Medicine было опубликовано важное и привлекшее немало внимания исследование [14, см. с. 221] голландских ученых. Они провели рандомизированное клиническое испытание на пациентах с рецидивами С. diff-инфекции: участникам предложили на выбор либо обычную терапию антибиотиками, либо трансплантацию фекалий. Из тех, кто выбрал антибиотики, вылечился всего 31 %, а вот из тех, кто выбрал трансплантацию, – 94 %. Разница оказалась столь значительной, что испытание пришлось остановить, потому что давать остальным курс антибиотиков было бы неэтично.
Это хорошо проведенное тщательное испытание стало «принципиальным доказательством», что возвращение микробов людям с поврежденной кишечной экосистемой – как, например, при С. diff-инфекции, может послужить хорошим лекарством. Обладая этим доказательством, ученые смогут провести новые испытания, чтобы найти активный «ингредиент» – узнать, какой микроб или группа микробов необходимы, чтобы справиться с болезнью. Почти полный успех, несмотря на использование многих разных «доноров», говорит о том, что ключевые ингредиенты присутствуют во всех нас. Это может быть конкретная группа микроорганизмов или же переменная, в которой возможны замены.
Не только голландцы проводили подобные исследования. Первопроходцы – доктора Александр Хоруц и Лоуренс Брандт. Все они открывают дорогу трансплантации фекалий и ее будущим вариациям как методу лечения других болезней, в развитии которых играет роль испорченная кишечная экосистема: воспалительных заболеваний кишечника, целиакии, синдрома раздраженного кишечника. Даже предположение, что с ее помощью можно будет лечить ожирение, разнообразные иммунологические расстройства и даже аутизм, уже не кажется таким уж притянутым за уши [15, см. с. 221]. Если корень всех этих проблем – разбалансированное микробное сообщество в кишечнике, то его восстановление подобным образом может стать решением.
После голландского исследования многие отчаявшиеся люди стали самостоятельно проводить трансплантацию фекалий дома через клизму. Мы не знаем, пострадал кто-либо или наоборот вылечился. В 2013 году Управление по контролю за продуктами и лекарствами предупредило врачей, что при этой процедуре необходимо придерживаться ряда строгих правил, гарантирующих безопасность. Считаю, что это вполне оправданная мера [16, см. с. 221]. История медицины знает много случаев избыточного энтузиазма в отношении средств, казавшихся такими хорошими, например ДЭС или талидомида, из-за которого многие пострадали. Особенно важна осторожность при переносе биологического материала от одного человека к другому. Передача СПИДа и гепатита через кровь напоминает нам об опасности. Впрочем, если бы мы могли давать чистые культуры бактерий-пробиотиков, то проблема передачи от человека к человеку перестала бы быть проблемой.
* * *
Теперь подумайте: многие дети растут, не имея полного набора всех необходимых микробов. Где нам найти нужные, чтобы вернуть их обратно? Возможно, модели сбора микробиоты в развивающихся мышах помогут определить ключевой принцип [17, см. с. 221]. Остались ли в мире места, где люди не подвергались действию антибиотиков? Если да, возможно, популяция кишечных бактерий у этих людей осталась невредимой. Может быть, мы сможем превратить их в лекарства. Может быть, для трансплантации микробов действительно лучше всего подойдут экскременты наших собратьев, которые реже встречались с лекарствами, антисептиками и прочими атрибутами современной жизни? Отличаются ли микробы живущих в глубине лесов Амазонии или в высокогорьях Новой Гвинеи от наших?
Глория нашла ответ на эти вопросы в Венесуэле. В 2008 году пилот военного вертолета заметил маленькую деревеньку в бесконечных джунглях в верховьях Ориноко. Ее не было ни на одной карте. На борту был человек, который знал язык индейцев. Когда вертолет спустился, мужчина передал, что они друзья и что государство хочет доставить им лекарства. Индейцы ответили, что уже видели вертолеты в воздухе, а от других членов племени, живущих в других деревнях, слышали слово медисина («лекарство»). Но никогда не видели людей, не принадлежавших к их племени.
Осмотрев деревню, команда нашла два металлических предмета: мачете и банку. Жители деревни выменяли их у других племен, от которых и узнали о силе медисины. Им нужны были лекарства, потому что они пережили немало трудностей.
Контакт жителей деревни с внешним миром был неизбежен, так что правительство Венесуэлы приняло мудрое, по моему мнению, решение: сделать им прививки. Корь и грипп рано или поздно доберутся до деревни и без прививок окажутся смертоносными. Так что, получив многочисленные разрешения и одобрение комитета по этике, медицинская команда вернулась еще раз. Глория попросила взять у индейцев образцы для изучения. Вернувшись в деревню, медики перед вакцинацией и лечением собрали мазки изо рта и с кистей рук тридцати пяти индейцев всех возрастов, а также образцы фекалий двенадцати из них. С помощью правительства Венесуэлы и ученых штата Амасонас, с которыми Глория сотрудничала более двадцати лет, мазки удалось доставить в лабораторию для тщательного изучения.
Это было настоящее сокровище. Глория заполучила микробов-обитателей людей, по сути, живших в каменном веке, – у них не было ни письменности, ни математики, ни связи с внешним миром. Они никогда не принимали антибиотики. В каком-то смысле их бактерии были живыми ископаемыми. Образцы фекалий абсолютно уникальны и бесценны.
Через несколько лет из них были собраны и секвенированы ДНК. Однажды утром в нашей нью-йоркской гостиной Глория и ее коллеги-исследователи Роб Найт и Хосе Клементе [18, см. с. 222] рассматривали последние анализы. Со своими тремя акцентами – испанским, новозеландским и венесуэльским – они оживленно обсуждали разноцветные участки микробной популяции в кишечниках двенадцати индейцев в сравнении со 157 молодыми взрослыми и их семьями из Колорадо. На компьютере Хосе один за другим появлялись графики.
Разница была огромной и почти парадоксальной. У 157 североамериканцев оказалось лишь по несколько уникальных для них таксонов, а вот у 12 индейцев было более сотни уникальных видов, отсутствовавших у большинства людей из США. Кроме того, у них в целом было намного больше таксонов, чем у американцев, хотя численность многих видов была очень мала. Как объяснить эту асимметрию? Одна из возможных интерпретаций – многие микробы, которых они несли в себе, исчезли в результате воздействия лекарств и других аспектов современной медицины и современной жизни в целом.
Вот еще одно важное доказательство, подтвердившее мою гипотезу почти двадцатилетней давности. Графики были визуально красивы, контраст – очевиден. Не потребовалось даже сложного статистического анализа, чтобы заметить большую разницу между образцами из двух популяций. Когда-нибудь эти древние микробы, которых в нас уже нет, возможно, будут использованы, чтобы защитить наших детей от современных болезней, которыми не страдают индейцы. Однажды мы, может быть, даже вернем их, чтобы заполнить пустоту современности.
* * *