Последний брак Нерона оказался бездетным. Нерон никак не мог забыть образ Поппеи, и это привело к удивительным последствиям: любимые черты безвременно утраченной жены Нерон вдруг узрел на лице… мальчика по имени Спор.

Вот тогда-то Нерон, один раз уже сыгравший роль невесты в браке то ли с Пифагором, то ли с Дорифором, совершил еще одно, уже описанное нами супружество: он стал «двоеженцем». Наряду со Статилией Мессалиной супругой принцепса был и мальчик Спор. Несчастного отрока еще и кастрировали для того, наверное, чтобы сохранить женственные черты его облика. Как и в случае с «замужеством», внешне все выглядело по-настоящему: соблюдены были все положенные свадебные обряды, «невеста» принесла приданое, Спора торжественно ввели в дом Нерона и он занимал супружеские покои. Именно в эти дни и появилась знаменитая блистательная шутка римлян: «Сколь счастливы были бы люди, будь у Неронова отца такая жена!» Этот странный союз продолжался до конца жизни Нерона. Спор будет рядом с ним в последние мгновения его жизни.

Двойное устройство брачной жизни Нерона, столь потешившее римлян, никак не отразилось на смягчении его политики расправ с людьми. Тацит сообщает о гибели в течение нескольких дней четырех сенаторов. Криспин — первый супруг Поппеи, получил повеление умереть на острове Сардиния, где он уже находился в ссылке за причастность к заговору Пизона. Возможно, расправившись с пасынком, поведшим непозволительные речи, Нерон решил избавиться и от того, кто произвел не свет наглого мальчугана. Руфрий Криспин Старший, получив приказ Нерона, послушно исполнил повеление принцепса.

Много сложнее история, приключившаяся с Аннеем Мелой, братом Сенеки и отцом поэта Лукана. Мела предпочитал придворные должности государственным, поскольку если вторые несли прежде всего почет, то первые открывали кратчайший путь к обогащению. Свое богатство он составил, заведуя личным имуществом принцепса в качестве его личного прокуратора. Когда выяснилось, что сын его заговорщик, достойный отец даже не пытался его спасти, не просто отмежевавшись от недостойного чада, но воспользовавшись его гибелью с целью присвоения его состояния. Такая низость возмутила одного из ближайших друзей Лукана Фабия Романа. И вот появился донос, подкрепленный поддельным письмом покойного поэта, из чего следовало, что отец принадлежал к заговору наряду с сыном… Получив эти доказательства заговорщицкой деятельности Мелы, Нерон не удосужился их проверить, хотя и вздорность их была очевидной, но вспомнил о великих богатствах Аннея Мелы. Тем более вспомнил, заметим, что нажил-то их Мела, пребывая на должности прокуратора имущества принцепса, то есть обирая Нерона. В этом случае, накладывая руку на имущество лжезаговорщика, Нерон, по сути, возвращал свое.

О нравственных качествах Аннея Мелы беспощадно свидетельствует и его завещание. В нем он высказал сожаление, что, дескать, погибает из-за несправедливого приговора, не будучи никогда врагом принцепса, в то время как его действительно заклятые враги остаются на свободе и по-прежнему наслаждаются жизнью. Имена этих заклятых врагов он тут же назвал: это были Руфрий Криспин и Аниций Цериал. С Руфрием Криспином Нерон уже сам разобрался, а, узнав еще и имя Цериала, обрек его на ту же участь. Как ни странно, но об этой совершенно безвинной жертве в Риме особенно не жалели. У Цериала была скверная репутация: когда-то, более четверти века назад, он выдал Гаю Цезарю Калигуле заговор, против него направленный. Очевидно, что изобличенных заговорщиков казнили — Калигула был очень скор на расправу. Нерону же смерть Цериала выгод принести не могла. Ему скорее надо было окружать себя подобными людьми. Цериал-то был не из тех людей, кто составляет заговоры, но из тех, кто их разоблачает в угоду принцепсу! Он бы и какой-нибудь заговор против Нерона вывел на чистую воду, но ему, похоже, никто не доверял, памятуя прежние его заслуги времен Калигулы.

Последним из погибших в эти дни всадников-сенаторов был знаменитый Петроний. Гай Петроний, как называет его Тацит,[224] или же Тит Петроний, как именовал его Плиний Старший.[225]

Описание трагического конца жизни Петрония принадлежит к лучшим, самым блистательным страницам исторических творений Публия Корнелия Тацита. Пересказать их невозможно, их должно приводить полностью:

Плиний Старший также сообщает, что «консуляр Тит Петроний перед смертью разбил мурриновый ковш, купленный за триста тысяч сестерциев, из ненависти к Нерону, чтобы лишить его такого наследства».[227]