Одним из самых сложных уроков, какие мне приходилось усваивать на своем пути, было видеть страдания моих любимых и не иметь возможности унять их боль. Какими бы ни были мучения человека – физическими, эмоциональными или вызваны обстоятельствами, – мне хочется что-то сделать: все улучшить, прогнать мрак. Это было одно из величайших духовных испытаний и вызовов в моей жизни, как и для многих из нас – смириться с тем фактом, что порой ты ничего не можешь сделать для другого, только любить его.

У меня ушло много времени, чтобы принять тот факт, что порой любить значит ничего не делать. Поначалу эта мысль меня шокировала. Много раз я думала: «Если бы я кого-то любила, я бы…» – а далее следовал длинный список, что бы я сделала: Помогла бы ему. Защитила бы его. Исцелила бы его. Сделала бы его счастливым.

Что если порой любовь означает просто быть, не делать ничего, кроме как любить, потому что в некоторых ситуациях нам ничего больше не остается?

Подумайте о том в вашей жизни, кому бы вы хотели помочь или кого хотели бы исцелить, но не смогли. Это мог быть партнер, ребенок, один из родителей или друг. Вам хотелось иметь возможность исправить что-то для этого человека внутри или снаружи. Хотелось сделать так, чтобы нечто произошло. Хотелось суметь сделать так, чтобы они гордились собой, или увидели истину, или придать им мужества и уверенности. Хотелось иметь возможность унять их боль или исцелить их тело. Хотелось суметь открыть их сердце, разрушить их стены, смыть их стыд, сокрушить их упрямство, растворить их грев и сделать так, чтобы они увидели свет. Вы старались, но у вас не получилось.

Однажды человек, которого я очень любила, переживал время великого мрака. Я ничем не могла помочь, никак не могла сразиться в этой битве за него. Снова и снова я повторяла:

– У меня сердце разрывается от того, что я не могу тебе помочь.

Ответ его всегда был одинаков:

– Но ты помогаешь мне. Ты очень мне помогаешь.

– Чем же я тебе помогаю? – спрашивала я, давясь слезами. – Ты же по-прежнему страдаешь.

– Ты помогаешь мне тем, что все еще любишь меня, – объяснял он, – и тем, что я знаю – ты здесь ради меня, и я не один.

Мне не вдруг удалось принять этот ответ, потому что, с моей точки зрения, моя любовь ничего не делала. Правда, однако, в том, что моя любовь не делала того, что я от нее хотела или считала правильным, но кое-что она делала. Она удерживала его от сползания в безнадежность. Она не позволяла ему рухнуть в пучину отчаяния. Моя любовь была как пламя, которое он хранил глубоко в сердце, и когда стал готов, использовал негасимое сияние этого пламени, чтобы выйти из тьмы обратно к свету.

Уверена, прямо сейчас вы значитесь у кого-то в списке людей, которые здесь ради него. Прямо сейчас знание о том, что вы существуете, просто ощущение вашего присутствия в его жизни заставляет кого-то где-то испытывать благодарность, благословение и утешение. Тот факт, что они знают, что вы есть ради них, – один из величайших даров, какой вы способны вручить этому человеку. Ему не одиноко. Он чувствует вашу любовь и благодаря вам становится сильнее. Это всё. Это великое духовное свершение.

Что бы случилось, если бы каждый день вы выполняли одну-единственную душевную обязанность: что бы ни случилось, какие бы цели перед вами ни стояли, вы выбирали бы быть в своем Высшем и привносить больше любви в каждую ситуацию?

Если бы вы делали только это, то обнаружили бы, что вы сами и люди вокруг чудесным образом преображаются, и праздновали бы истинные свершения души.

Я крепко спала в гостиничном номере в Бомбее, в Индии, когда зазвонил телефон. Это было 5 марта 2006 года, на следующий день после моего дня рождения. Я на три недели уехала в паломничество по стране, которую считаю своим духовным домом, и у меня оставалось еще четыре дня на посещение храмов до назначенного отлета в Калифорнию. Дрожащий голос матери на том конце провода сообщил мне, что мой отчим в больнице и ему остались считанные дни. Остаток ночи я договаривалась об отмене оставшейся части поездки и искала билеты на ближайший рейс в Штаты. Через двадцать четыре часа я оказалась у постели отчима.

Моя мать Филлис и отчим Дэн познакомились, когда мне было двенадцать лет, и спустя сорок лет были влюблены друг в друга так же, как и в самом начале. Они все время проводили вместе и были практически неразлучны. Мама и Дэн жили очень просто и скромно, но радость и преданность составляли их неисчерпаемое богатство. У нас с Дэном было два важных общих момента: мы родились в один день, 4 марта, и оба обожали мою маму, человека самой большой души из всех, кого я знаю.

Отчим много лет упорно сражался с раком, поддерживаемый безусловной любовью моей матери. Для них каждый день был подарком, особенно учитывая, что изначально Дэну прочили всего пару-тройку месяцев жизни, а он еще жил одиннадцать лет.

Я довольно давно Дэна не видела и, сидя рядом с ним и держа в руках его хрупкую ладонь, поняла, что он практически ничего не весит, и тело его сжимается, чтобы отпустить душу. Ему капали морфин для обезболивания, но он точно знал, что происходит, и с присущей ему скромностью извинялся, что мне пришлось прервать поездку.