—Какая прелесть!

Роз прижала одеяльце к щеке.

—Да, прелесть. Харпер — любовь всей моей жизни, одна из... Больше всего на свете я хочу, чтобы он был счастлив. С тобой он счастлив. Для меня этого более чем достаточно.

—Я буду ему хорошей женой.

—Только попробуй не быть! А теперь посидим и поплачем?

—Да, да... С удовольствием.

Хейли лежала в темноте рядом с Харпером, прислушиваясь к ровной дроби дождя.

—Не понимаю, как можно быть такой счастливой и испуганной одновременно.

—Не бойся, я с тобой.

—Сегодня утром мне казалось, что весь мир обрушился на мою несчастную голову, вроде как шкаф, полный книг, и каждая книжка ударила меня острым концом корешка. А теперь будто с неба падают цветы и я утопаю в ароматных лепестках.

Харпер взял ее за руку, левую. Почувствовал, как Хейли потирает средний палец — без кольца — большим. Кольцо лежало в коробочке на комоде.

—Завтра же я отвезу его ювелиру.

—Не представляю, как быть замужем за парнем, который читает твои мысли. — Она перекатилась на Харпера, отбросила с лица волосы. — Думаю, и я могу читать твои. Вот например.

Хейли опустила голову, прижалась губами к его губам.

Ей было легко и хорошо с ним. Она чувствовала себя любимой. Что бы ни пыталось омрачить ее настроение, что бы ни клубилось в ночи, она может и будет сопротивляться, чтобы быть с Харпером. В безопасности.

Она верит, что он удержит ее, как держит сейчас, когда соприкасаются их теплые тела, их ласковые губы. Она может доверять себе. Вкус его губ придаст ей сил.

Они двигались в унисон, медленно, свободно, под музыку дождя, барабанящего по каменным плитам веранды. И ее сердце билось все сильнее от удовольствия и предвкушения. Как же хорошо она его понимает! Друга и коллегу, теперь возлюбленного. Мужа.

Хейли прижалась щекой к его щеке.

—Я люблю тебя, Харпер. Мне кажется, будто я люблю тебя вечно.

—Вечность у нас еще впереди.

Он погладил ее лицо, погрузил пальцы в волосы. В полумраке Харпер видел ее силуэт, видел блеск ее глаз. Колдовской и таинственный, но тем не менее принадлежащий ему. Он смотрел на Хейли, и перед ним разворачивалось их будущее. Он касался ее и впитывал простую красоту настоящего.

Он смаковал вкус ее губ, кожи, шеи, нежной выпуклости груди. Чувствовал биение ее сердца, сначала ровное, как перестук дождя, и ускоряющееся под его поцелуями.

Медленно, ведомый ее вздохами, он ласкал и целовал Хейли, чувствовал нарастающую дрожь изящного, белеющего в тусклом свете тела.

Харпер благоговейно поцеловал ее живот, на мгновение прижался к нему щекой, изумленный таившимся там чудом. Хейли провела рукой по его волосам, погладила.

—Его вторым именем будет Харпер, — прошептала она. — Мальчик будет или девочка, мы выберем первое имя, но важно передать имя Харперов.

Он повернул голову, еще раз поцеловал их будущего ребенка.

—Что скажешь о Клетис?[24]Клетис Харпер Эшби.

Ее рука замерла, и он с трудом сдержал улыбку.

—Это шутка? Скажи, что ты шутишь.

—Маленький Клетис. Или Гермиона, если родится девочка. В наши дни нечасто встретишь Гермиону.

Харпер целовал ее надувшиеся губы, пока Хейли не заулыбалась.

—Ты пожалеешь, если я влюблюсь в одно из этих имен и заставлю тебя так назвать бедняжку. Вряд ли тебе будет так же весело.

—Может, Клем? — Харпер поцеловал уголки ее губ. — Или Гертруда?

Она ткнула его пальцами под ребра.

—Похоже, мне придется самой заполнить свидетельство о рождении. Тем более что, как мне кажется, мы остановимся на названиях цветов. Мой личный выбор — Бегония.

—А если будет девочка?

Хейли схватила его за уши, дернула и, не выдержав, расхохоталась.

И еще смеялась, когда он овладел ею.

* * *

Довольная, теплая, она прижалась к Харперу, задремывая под колыбельную дождевых капель, представляя, как идет к нему в длинном белом платье, мерцающем в солнечных лучах, держа на согнутой руке — как ребенка — алые лилии. Он ждет ее, ждет, чтобы взять за руку и дать ей свои обещания. Дать клятву в верности, пока смерть не разлучит их.

Нет. Она вздрогнула. Никаких упоминаний о смерти в день их свадьбы. Никаких обещаний, связанных со смертью.

Смерть — мрак, поглощающий солнце.

Пустые слова. Пустые обещания, которые никто не собирается выполнять.

Тучи закрыли солнце, и разразился ливень. Ее платье намокло, потемнело. Резко похолодало, но в ее теле разгорался огонь. Огонь ненависти, огонь ярости.

Как странно, как удивительно, что только сейчас в этой злобе и ненависти она чувствует себя живой.

Дом темен, как могила. Все в нем мертвы. Только ее ребенок жив и будет жив всегда. Вечно. Она и ее сын будут жить вечно, они будут вместе, а остальные сгниют в земле.

Вот ее месть. И ее единственная цель.

Она дала жизнь. Она вырастила эту жизнь в своем теле, вытолкнула ее в мир в боли, граничащей с безумием. Никто этого у нее не украдет. Она это сохранит.

Она будет жить в этом доме со своим сыном. Она будет истинной хозяйкой Харпер-хауса.

После этой ночи она и Джеймс никогда больше не расстанутся.

Она брела под дождем. Подол промокшей насквозь ночной рубашки волочился по земле.

Весной они станут играть в этих садах. Как же весело он будет смеяться, ее сын! Расцветут цветы, запоют птицы... только для них. Чай с пирожными... да, чай с пирожными для ее бесценного мальчика.

Скоро, уже очень скоро наступит для них бесконечная весна.

Она шла сквозь дождь, сквозь клубящийся туман. Время от времени ей слышались какие-то звуки: голоса, смех, рыдания, крики, чудилось какое-то движение, мелькали смутные картинки. Играют дети, старая женщина спит в шезлонге, юноша сажает цветы... Но это не ее мир. В ее мире эти люди — тени.

Она шла босиком по тропинкам, по заснувшим зимним клумбам. В ее глазах сверкало безумие.

Показались расплывчатые контуры конюшни. То, что ей нужно, там, но ей могут помешать. Слуги, грязные мерзкие конюхи.

Она похлопала пальцем по губам, понимая, что нельзя привлекать внимание, но не выдержала и рассмеялась. Может, лучше поджечь конюшню, и пусть огонь озарит ночное небо? О, как завизжат лошади, как забегают мужчины!