– Ты что-то знаешь, Мэри? – поинтересовалась Эрнеста.

– О Двуедином? – Мэри замотала головой так, что редкие седые пучки волос, уложенные в подобие кудряшек в попытке украсить лысый череп, сбились. – Нет-нет, сестра… Я знаю про Томаса-со-спичками, про Веретенце и…

– Не надо при чужих, сестра, – мягко, но настойчиво попросила Эрнеста. – Мы ценим твои истории, сестра. Но чуть позже.

Мэри закивала и даже шутливо прикрыла рот морщинистой ладошкой. Я почувствовал некое уважение к этой древней ведьме, не пытающейся скрыть свой возраст.

– Кстати, сестра, а ты ничего не забыла? – поинтересовалась Эрнеста. – И я не про Двуединого.

– Что же я могла забыть? – возмутилась Мэри.

– Ну… посмотреться в зеркало, выходя из номера… – Эрнеста дернула плечиками. – Припудрить носик… Плеснуть в лицо водой из ониксовой чаши…

Мэри нахмурилась. А потом побелела как мел. Опустила глаза, вглядываясь в начищенное столовое серебро.

Ведьмы вокруг тихонько захихикали. Какими бы сестрами они друг другу ни были, но в первую очередь они были женщинами.

Мэри поднесла руки к лицу. Встала. Убрала руки. Это уже была не старуха. Женщина – молодая и ослепительно красивая, белокурая, голубоглазая, с аристократически-правильными чертами лица.

– Ну спасибо, сестрички, – сказала Мэри ледяным тоном. – Спасибо всем, кто улыбался мне этим вечером…

– Сядь, Мэри, – сказала Эрнеста. – Всем известна твоя экстравагантность. Я полагала, что ты сознательно пришла на встречу в таком виде. Сядь и не позорься.

Мэри села, окинув Эрнесту недобрым взглядом.

Я быстро спросил:

– Ну, тогда встает вопрос помощи. Нам нужен ваш представитель, назначенный или одобренный главой Конклава. Бабушкой Бабушек.

– И в этом есть проблема, к который ты непосредственно причастен, – сказала Эрнеста.

– Арина, – кивнул я. – Да, это так. Я засадил вашу Прабабушку в Саркофаг Времен. В свое оправдание могу лишь сказать, что собирался коротать вечность с ней.

– Затейник, – фыркнула Эрнеста. – Не буду врать, что я грущу по Арине. Да и мы, как ты, наверное, заметил, вообще спокойно относимся друг к другу.

– Как не заметить, – кивнул я, крутя в пальцах серебряную ложечку.

– Поэтому просьба Гесера и Завулона о помощи была нами услышана и принята положительно, – улыбнулась ведьма.

– Но? – спросил я. – У тебя где-то на кончике языка застряло «но». Скажи его скорей, а то можешь поперхнуться.

– Но мы не можем выбрать новую Прабабушку, – вздохнула Эрнеста. – Ибо прежняя еще жива.

– Отстраните ее, – сказал я. – Ну неужели вы не можете проявить гибкость?

– Мы? – Эрнеста приподняла левую бровь, изучающе посмотрела на меня. – Мы можем. Гибкость – наше второе имя. Как иначе мы выжили бы в мире, полном кровожадных грубых мужчин? Но знаешь ли ты, как мы выбираем Прабабушку?

Я покачал головой. И почувствовал, что это знание мне не понравится.

– Бабушку Бабушек должен признать Росток, – сказала Эрнеста.

– Ура! – сказал я с чувством. – Я боялся, что речь идет о чем-нибудь более… Более экзотическом.

– Папа, я знаю слово «фаллическом», – сказала Надя.

Эрнеста улыбнулась моей дочке.

– Я в тебе и не сомневалась, милочка… Нет, Антон. Всего лишь Росток. Вот он.

Она небрежно подняла салфетку со стоящего на столе перед ней горшка. Я привстал, разглядывая то, что было под салфеткой.

Горшок я видел, но думал, что там какая-то пища. А оказалось – что это цветочный горшок. С торчащим из него деревянным…

– Это что? – спросил я.

– Росток, – улыбаясь, ответила Эрнеста.

– Но по виду я бы сказал, что это деревянный…

– Росток, – повторила ведьма с нажимом. – Символ нашего вечно живого и вечно цветущего сообщества.

– Мне кажется, что, судя по Ростку, ваше сообщество немножко засохло.

– А ты не суди по внешности, – отпарировала ведьма. – В руках Бабушки Бабушек Росток начинает цвести. Это и есть явное и однозначное подтверждение должности. Ну и обретение определенной власти и силы.

– Хорошо, – сказал я. – Так вы выбрали?

– Росток не расцвел, – сказала Эрнеста. – Есть предания, что это случалось несколько раз – когда была выбрана заведомо недостойная Бабушка Бабушек, когда голосование проводилось под давлением и однажды – когда пытались выбрать старшую ведьму, а предыдущая была жива.

– У вас не бывает отстранения от власти? – спросил я.

– Разве что путем отравы в варенье, – зловеще сказала со своего места Мэри. – Старый добрый мышьяк…

– Пока Арина жива – мы не можем переизбрать ее. – Эрнеста развела руками.

– И что прикажете делать? – спросил я. – Зачем же вы нас позвали…

– Мы надеемся, что Росток все-таки позволит нам выбрать главную ведьму, – вкрадчиво сказала Эрнеста. – Если кандидатом будет…

– О нет! – сказал я. – Даже не мечтайте!

– Тогда погибнет мир, – ответила ведьма. – Городецкий, мы не шутим. Мы предлагаем твоей дочери стать Бабушкой Бабушек.

– Чушь, – сказал я. – Чушь и бессмыслица.

– Почему?

– Я немного знаю ваши правила, – сказал я злорадно. – Будущая ведьма должна получить дар, посвящение от настоящей ведьмы, причем в раннем детстве, даже не в отрочестве…

Я замолчал, глядя на улыбку Эрнесты. Я вдруг все вспомнил. Арина похитила Надю. Мы со Светой отбили дочь. Арина, как бы извиняясь, сделала ей подарок…

– Но на ней есть посвящение, Антон, – сказала ведьма. – Сама Арина, Прабабушка, десять лет назад подарила ей способность пользоваться растениями. Основа основ ведьмовства.

– Вы с ума сошли! – воскликнул я. – Ей пятнадцать! Даже четырнадцать!

– Разве в возрасте дело? – удивилась Эрнеста. – Арина тоже не самая старая из нас.

– Моя дочь Светлая, – напомнил я, уже понимая, что проиграл.

– Почти пятнадцать процентов ведьм – Светлые, – любезно сообщила Эрнеста.

– Она стремительно постареет и станет… станет уродиной, – сказал я тихо.

– Как мы, – кивнула ведьма. – Ей придется жить под личиной, и если ее возлюбленные будут Иными – они будут знать, что целуют не юную деву, а ссохшуюся старуху. Все верно. Такова цена. Но мы, кажется, хотели спасти мир?

Я посмотрел на Надю.

– Папа, ну конечно же, я согласна, – сказала дочь.

У нее было очень спокойное лицо. Мирное, невозмутимое, доброжелательное.

– Надя, это необратимый процесс, – сказал я. – И очень быстрый. Ты состаришься за несколько лет. Ну… за десять-двадцать максимум. Сейчас тебе кажется, что это целая вечность, но это не так. Ты еще поймешь, что десять лет пролетают как мгновение. Я не знаю, конечно, Кеша там или кто-то другой… но все-таки Иным проще и честнее жить с Иными… и только ведьмы живут с обычными людьми, потому что те не знают, кого целуют…