Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нельзя только брать у Камней, надо и отдавать. Чувства заставляют биться человеческое сердца, и не что иное, как чувства, питают Сердечные Камни. Люди стали носить Камни на теле, поближе к груди, тем самым закрепляя свою с ними связь.
Недалек был тот час, когда люди узнали, что такое Огранка.
Если воспользоваться силой Камня однажды, изменишься не сильно. Нужно время, чтобы черта характера, дающая доступ к заключенной в Камне силе, обострилась и стала залогом прочной с Камнем связи. Стоит связи установиться, сила, сочившаяся по капле, превратится в ручеек. Маги знают: на этой стадии Камень приобретает собственную форму, уникальную для каждого человека. Говорят, что так душа носителя отпечатывается в Камне.
Так происходит Первая Огранка. Каждому носителю Камня известно, что не только Камень ограняется, но и человек. Хозяин Алмаза становится спокойней и рассудительней. Владельца Сапфира легко узнать — он скор на решения и легок на подъем.
Если не остановиться на этом и продолжать носить Камень и пользоваться его Силой, рано или поздно придешь ко Второй Огранке. После нее разлучать Камень и хозяина тяжело и опасно для обоих. Камень, находясь вдали от человека, тускнеет, человек чувствует усталость и подвержен болезням. После второй Огранки Камень держится на теле без всяких приспособлений, просто прилипает к коже. Внимательный взгляд заметит, что его свечение пульсирует в такт биению сердца.
Для Ограненного Дважды ручеек силы превращается в бурную реку. Полный ярости взгляд может оставить смертельные ожоги, рука с Изумрудом исцеляет тяжелую рану. Есть и недостатки. Бремя Камня непросто нести, приходится постоянно питать его, отбрасывая все лишнее. Чувства и мысли, не способные дать силу Камню, отмирают.
Неудивительно, что очень немногие решаются на Третью Огранку. После нее граница между душой и стихией Камня становится совсем тонкой. Камень буквально врастает в тело в том месте, где его носили все годы. Он остается там до самой смерти.
Трижды Ограненным подвластно истинное волшебство Ушедших Народов. В моменты высочайшего слияния с Камнем они способны превратить свое тело в чистую энергию. В огонь, в ветер, в несокрушимую стену. На этом пути подстерегает и величайшая опасность.
Навсегда раствориться в океане первичного эфира. Стать духом стихии, клокочущим потоком, не отягощенным разумом. Так случилось с целым Народом, с флогеронами, обратившимися огненной напастью, воплощением Ярости. Немало магов, алкавших еще большей силы, последовало за ними.
Только единицам за последние четыреста лет удалось смирить буйство стихий и огранить себя в четвертый раз. Дать Камню срастись с собственным сердцем, стать его частью. Их плоть претерпела необратимые изменения, но они не стали эфиром и сохранили разум. Разум, очень далекий от человеческого.
Один из них граф Зеров, Лорд-Олень, известный также как Хранитель Леса.
Граф, или, как его называли в Оправе Изумруда, эрл, был человеком огромного роста и могучей стати. Его тело покрывала броня, напоминавшая гравюры с изображениями дриатов, словно бы из пластин ороговевшей коры. Поверх брони змеились ростки плюща, оплетавшие торс и руки гиганта, перераставшие на его плечах в плащ, сотканный из дерна. На голове граф носил шлем с полумаской, украшенный оленьими рогами.
Герцогу Савина и барону Белину граф явился верхом на невообразимо гигантском лосе. Он ехал на нем без седла, дерновый плащ покрывал круп зверя, как попона.
Каждый след, который лось оставлял на земле, тут же расцветал, выбрасывая ростки и цветочные бутоны. За графом тянулся настоящий зеленый ковер, над которым вились пчелы и бабочки.
Когда лось подошел ближе, стало видно, что он слеп. Глазницы заросли костью. Якош Белин вспомнил их провожатого по Тропе и подумал, не связан ли удивительный зверь с заповедными местами.
Лось с графом остановился в трех шагах от Савина и Белина. Барон чувствовал запах, не похожий на запах зверя. Запах нагретой солнцем земли и цветов.
Анже Савина сделал полшага вперед.
— Досточтимый граф, разрешите мне представить себя и моего спутника.
— Это лишнее, — ответил рокочущим голосом Зеров. — Я знаю тебя, Анже Савина. Знаю и Якоша Белина. Оставь словесную мишуру для придворных балов. Я здесь не затем, чтобы говорить с вами.
— Зачем же? — уязвленно поинтересовался герцог. Манеры лесного графа покоробили бы и деревенского золотаря.
— Чтобы увидеть или не увидеть в вас зла.
Анже замолчал, переваривая. Граф бросил к его ногам мешок.
— Загляни внутрь, — сказал он.
Савина на удивление покладисто принялся развязывать горловину. Якош нагнулся, чтобы тоже заглянуть в мешок. Тут же он отвел взгляд. Савина смотрел дольше.
— Те, чьи головы ты видишь, — раздался голос графа, — были отважными керлами, воинами Леса. Они добровольно вызвались быть послами в Оправу Рубина. Никто не хотел войны с тобой, Лорд Мантикор.
Анже Савина оторвал взгляд от страшного мешка. Его кожа стала серой.
— Я не знаю, кто их убил, — сказал он изменившимся голосом. — Но я узнаю.
— Их рты зашиты. Знак того, что послам нечего было сказать. На их лбу выжжена твоя печать, Савина.
— Это подделка. Никто не воспользуется моей печатью без моего согласия, — Анже Савина поднял четырехпалую руку с герцогским перстнем.
— Когда Дубрава воспылала, как триста лет назад, мы стали ждать. От тебя не было вестей, и люди Леса взроптали.
— Я посылал гонцов, посылал виру, — упавшим голосом произнес Савина.
— Трое керлов пришли к графине и попросили дать им посольские грамоты. Они понимали, что могут идти на смерть, и настояли, чтобы никто их не сопровождал. Они все понимали верно. Ими двигал долг хранителей мира.
— Я клянусь, их семьи не будут ни в чем знать нужды.
— У них не было семей. Они были воинами, посвятившими себя Лесу.
— Я найду их убийц и отомщу.
— Месть — это путь от меньшего зла к большему злу.
— Но вы ведь вторглись на мою землю! — воскликнул Савина. — Что это, как не месть?
— Я привел свою армию на землю твоей Оправы, чтобы стать на пути у большего зла.
— Граф, — вступил в разговор Якош Белин. — Вы же знаете, что людям Алмаза дано лучше прочих отличать правду от лжи. Герцог не лжет вам. Он не знал о смерти послов.
Прорези маски обратились к барону. Из них плеснул зеленый свет.
— Я знал это с первой секунды разговора, Якош Белин. Если бы было иначе — герцог бы уже присоединился к своим предкам.
«Молчи, — мысленно умолял вспыльчивого герцога Якош. — Молчи».
Граф, словно устав от разговора, повернул своего лося на закат. Тронулся с места.
— Якош Белин, я хочу поговорить с тобой наедине, — сказал он через плечо. — Следуй за мной.