Сказочное зрелище: сотня ошарашенных, сбитых с толку кайров. Сотня воинов без языков.

Герцог нетерпеливо взмахнул руками:

– Что за идова тишина?!

Никто ни звука.

– Вы часто берете столицы? Свергаете тиранов по одному в год? На каждый День Сошествия разрушаете империю?! Что, тьма сожри, надо сказать, когда сюзерен ведет вас прямиком в бессмертие?!

– Слава Ориджину! – крикнул Джоакин.

Нестройно отозвались иксы:

– Слава Ориджину…

И снова – громче, дружнее, с верой:

– Слава Ориджину! Слава Агате!

* * *

Первый раз поезд остановился среди ночи в полях. Стоял пару часов. Джоакин, что не мог спать от возбуждения, вышел из вагона. Падал крупный влажный снег, на щеках превращался в слезинки. Состав тянулся через поле, поблескивал огнями, как искристый змей. За ним – второй такой же и третий. Во тьме за хвостом последнего полыхало пламя: горел мост через Милу.

Джоакин увидел Аланис: кутаясь в песцовую шубу, она смотрела на огонь; в глазах плясали отблески зарева.

– Миледи… – сказал он и не нашел продолжения.

– Джоакин…

Издав неслышимый стон, мост начал проваливаться в реку.

– Вы верите герцогу, миледи? – спросил Джо. – Верите, что он не ошибся?

– Не бойтесь, Джоакин, мы победим, – насмешливо обронила Аланис. – Это даже легче, чем украсть коня.

– Я не…

Джо не успел ответить: Ориджин возник рядом с девушкой.

– Прошу в вагон, миледи. Продолжим наше дивное путешествие.

Ориджин подал ей руку, помогая взойти на ступеньку. Она несколько лишних секунд держала его ладонь.

– Извиняюсь, конечно… – Весельчак дернул Джоакина за рукав. – Тут люди говорят… Мы, вроде как, едем в Фаунтерру. Это правда, а?

– Правда.

– Так может… того? – Весельчак недвусмысленно кивнул в бескрайнюю темень полей.

– Нет. Ты как хочешь, а я еду.

Джоакин вернулся в поезд, а Весельчак еще постоял у дверей, плюнул, махнул рукой и тоже полез в вагон.

Второй раз остановились на закате третьего декабря. Станция была невелика, если сравнить с вокзалом Лабелина. Но в сравнении с родным домом Джо – целый мраморный дворец. Перрон – шире главной улицы Печального Холма. На крыше станции желтели золотом перо и меч, и Весельчак зябко передернул плечами, увидев их. Он часто так делал в последний день, будто все время мерз.

– Въезжаем в Земли Короны, да?

– Точно, – ответил Джоакин.

– Помоги нам Людмила…

Однако воины вдоль перрона носили на мундирах не герб императора, а солнце и башню Альмеры. Владыка отослал все свои войска на север, границы Земель Короны защищали его союзники – солдаты приарха. Их было около одной роты. Копейщики окружили двери вагонов, арбалетчики прятались за колоннами вокзала.

– Они смогут остановить нас? Как думаешь, Джо?

– Сотня альмерцев против полутысячи северян? Не смеши мою кобылу.

– Но искра, кажись, ходит по проводам. Значит, если кто-то из них перережет провод, то состав никуда не поедет. Верно, Джо?..

– Тьма. Это точно.

Джоакин подумал о леди Аланис. Ей бы стоило выйти и показаться солдатам, отдать приказ. Но узнают ли альмерцы раненую герцогиню, подчинятся ли ей? А ведь если не узнают, то выйти к ним – огромный риск.

Аланис не покинула вагон. Вместо нее на перрон ступил Хэммонд и трое кайров. Джоакин чуть приоткрыл окно, чтобы слышать голоса, но сам спрятался за стену – на случай, если арбалетчики вздумают обстрелять состав.

– Северяне… чертовы мятежники… – услышал Джо нестройный говорок альмерцев.

– Кто из вас главный? – спросил Хэммонд.

– Я, – ответил латник в гербовых наручах и белом лейтенантском плаще. Он раздвинул своих копейщиков, но высовываться навстречу северянам не спешил.

– Тебя зовут Я, или имеешь более славное имя? – осведомился Хэммонд.

– Сир Годар Элиза Люсия рода Люсии! – выпалил рыцарь. – С кем говорю, черт возьми?

– Кайр Хэммонд, воин его светлости Ориджина. Имею для тебя послание.

– От твоего сюзерена-мятежника?

На лице Хэммонда, не закрытом забралом, прорезалась ухмылка:

– Нет, сир. От твоего сюзерена-святоши.

Он протянул конверт. Альмерский командир толкнул ближайшего копейщика, тот осторожно взял конверт у кайра и тут же отдернул руку. Рыцарь взял письмо у копейщика, поднял забрало и придирчиво оглядел печать прежде, чем сломать ее. Стянул и зажал подмышкой перчатку, вынул из конверта лист, прочел. Поднял глаза, до крайности озадаченный. Какие-то чувства теснились на лице рыцаря, одно из них Джо распознал, поскольку и сам недавно испытал его: альмерцу очень не хотелось рубиться с кайрами. Он был бы рад любому предлогу, чтобы с честью увильнуть от сего действа.

– Ты умеешь читать, сир Годар? – спросил Хэммонд.

– Тьма сожри! Я не сельский баран!

– Тогда почему медлишь?

– Возможно, это письмо поддельно, – процедил рыцарь.

– На нем печать твоего лорда и подпись твоего лорда. Какие еще нужны доказательства?

Сир Годар отошел назад, позвал кого-то. Из тени колонн вышел человек, смотревшийся нелепо среди воинства: тощий горбатый монах. Рыцарь подал ему письмо, что-то сказал. Монах поднес лист к самому носу, повернулся так, чтобы солнце светило на бумагу. Прочтя, раздраженно ткнул бумагу рыцарю. Резко взмахнул рукой, как машут нерадивым слугам: пошевеливайся, мол!

Сир Годар крикнул Хэммонду:

– Проезжайте, северяне!

Облегчение слышалось в голосе, даже грубость не до конца его скрыла.

– Благодарствую, – усмехнулся кайр и полез в вагон.

Спустя минуту состав тронулся. Весельчак сказал, уронив голову:

– Теперь нам лопатки…

– Почему? – поразился Джо. – Нас же пропустили без боя!

– Вот потому… Я надеялся, завернут нас назад на север. Ан нет, премся дальше, прямо змею в глотку.

– Мы идем навстречу славе! – воскликнул Джоакин. – А ты – дурак деревенский.

Добавил:

– Темень. Безмозглый олух. Трусливая мокрая курица.

Он говорил со злостью и все не мог остановиться. Потому что, по правде, в глубине души ему было чертовски страшно.

* * *

Фаунтерра – город двухсот башен. Джоакин увидел их в круглое окно вагона ночью с шестого на седьмое декабря. Башни сияли искровыми огнями на верхушках – белыми, желтыми, красными, зелеными. Облако огней над темным городом – словно стая звезд. Настоящая Звезда терялась на их фоне.