От пылкости ее тона у Мэри мороз пробежал по коже. Перед ней была фанатичка, почти страшная в своей одержимости.

– Я бы хотела, чтобы вы поговорили об этом с Себастьяном, – неловко попыталась пошутить она. – Он, по-видимому, совсем не знает, какую честь я ему оказала.

– Ничего, поймет, когда я передам тебе это. – Наклонившись, Нора порылась в сумочке, лежавшей у ее ног, и достала оттуда книжку в черном кожаном переплете. Она спокойно вручила ее Мэри.

– Вот, теперь он у тебя, – просто сказала она. Мэри тупо смотрела на книгу.

– Что у меня?

– Дневник леди Валери, девочка. – Нора усмехнулась. – Я тебя, похоже, сильно ошарашила. Ну, приди в себя. А ты думала, у кого он?

– Я начинала уже подозревать, что это вообще выдумка, – выпалила Мэри, – с целью заманить меня сюда.

– Вовсе нет. Я надеялась, что он станет спасением семьи.

– Что вы хотите этим сказать, миледи?

– С тех пор как состояние Фэрчайлдов перешло к тебе, ты сама понимаешь, мы были весьма в затруднительных обстоятельствах, так что мне пришлось… свести знакомство с ростовщиками, чтобы заложить… ну, скажем, некоторые ценности. Один болван ростовщик хотел сбыть шкатулку леди Валери вместе со всем содержимым, но я вовремя сообразила, что дневник во сто крат дороже шкатулки, и приобрела его за бесценок.

И это Нора, казавшаяся такой покорной, кроткой женой! Кто мог предвидеть, какая кипучая энергия таилась в этой маленькой женщине. Мэри понимала теперь, что именно Hope Фэрчайлды были обязаны жизнью.

– Эта небольшая, в сущности, тетрадь могла бы погубить многие репутации. Я сначала написала леди Валери, предлагая ей вернуть его за соответствующее вознаграждение. Я получила очень высокомерный ответ, так что после этого решила войти в контакт с людьми, которые, на мой взгляд, могли бы быть заинтересованы в его публикации. Я устроила это прием, чтобы провести негласный аукцион… – На лице Норы появилось что-то вроде интереса. – А Эгасс уже уехал?

– Да, – с трудом выговорила Мэри.

– Я просила Бэба передать ему – ну, сказать всем им – что я передаю дневник тебе.

Мэри медленно перевела дыхание.

– Но почему? Почему именно сейчас?

– Леди Валери и ее репутация были мне абсолютно безразличны, но теперь она, можно сказать, вошла в семью. Это уже совсем другое дело, согласись. – Нора слабо улыбнулась. – Она наша родственница по Себастьяну и друг семьи из-за Кэлвина и Освальда, как я подозреваю.

Мэри сделала непонятное движение рукой.

– И Берджес тоже? – спросила Нора, по-своему его истолковав.

– Да, как я подозреваю. – Неожиданное сочувствие охватило Мэри. – А что станут делать Фэрчайлды… без дневника?

Чашка чуть дрогнула в руке Норы.

– Мне придется чаще посещать ростовщиков.

Мэри погладила обложку дневника.

– Быть может, Себастьян…

Поджав губы, Нора покачала головой.

– Не думаю, чтобы семейное чувство, вынуждающее меня вернуть дневник, может в свою очередь вынудить лорда Уитфилда простить то, чему нет прощения.

Такая непримиримость не укладывалась у Мэри в голове, к тому же… Себастьян заверял ее, что таинственная семейная вражда не имеет значения. Как-то не увязывалось одно с другим.

– Я даже не знаю, о чем идет речь, – попробовала она хоть что-то выяснить.

– Если твой муж захочет тебе рассказать, тем лучше. А не захочет, – Нора пожала плечами, – пусть так и останется.

Быть может, дяди действительно заслужили бедность. Быть может, дочери заслужили все доставшиеся им на долю огорчения и даже больше. Но Бэб, он почти невиновен, он всего лишь жертва полученного воспитания. Йен, как бы дурно он с ней ни поступил, заслуживает не только презрения. И Нора не должна одна нести на себе все тяготы.

– Мне пришла в голову одна идея, – сказала Мэри. – Вы не приняли бы часть состояния Фэрчайлдов в подарок?

Нора выпрямилась, оживившись. Но тут же снова поникла.

– Зачем?

– Я бы хотела таким образом выразить благодарность за возвращение дневника.

Нора поджала губы.

– Это подарок?

– Да, разумеется. Но по крайней мере позвольте мне выразить благодарность за то, что вы… так успешно ввели меня в общество.

Мэри видела, что Нора продолжает чувствовать себя оскорбленной, поэтому она торопливо добавила:

– Будем говорить откровенно. Я вовсе не презираю деньги. Больше чем кто-нибудь из Фэрчайлдов, я знаю их власть. Мне вполне ведомо и отчаяние, порождаемое их отсутствием. Но на деньгах моего деда лежит печать проклятья. Они оставлены мне не в возмещение зла, сделанного в прошлом, но с тем, чтобы я заставила Фэрчайлдов помучиться.

– Откуда ты это знаешь? – спросила Нора.

– Знаю. – Откинув со лба выбившийся локон, Мэри вздохнула. – Я знаю, потому что у меня было искушение использовать их именно для этой цели.

Нора смотрела на нее в упор, широко раскрыв глаза.

– Когда в тот день десять лет назад я пришла сюда за помощью, только Йен выразил готовность помочь мне. Никто другой даже и не побеспокоился. Я в ответ возненавидела Фэрчайлдов. Я ненавидела вас всех.

Это признание обнажило червоточину, таившуюся в душе у каждого Фэрчайлда, но Мэри говорила спокойно и уверенно, потому что она одолела демона мести.

– Поэтому я хочу передать две трети состояния вам. Одну треть я хочу закрепить за Хэдденом.

В глазах Норы по-прежнему было недоверие.

– Ты хочешь сказать, что позволишь… даже моим дочерям воспользоваться этими деньгами? И дядям тоже?

Отказавшись от денег, Мэри избавилась от чувства несправедливости, десять лет омрачавшего ее жизнь.

– Да, – отвечала она безмятежно. – Распоряжайтесь этими деньгами, как найдете нужным.

Глаза Норы блеснули и снова померкли. Она медленно покачала головой.

– Дитя мое, лорд Уитфилд не любит Фэрчайлдов, а он твой муж.

– Вы имеете в виду, что он распоряжается моим состоянием. Но он поклялся предоставить мне делать с этими деньгами, что мне угодно. А мне так угодно.

– И когда же он тебе это обещал? – В голосе Норы было не только сомнение, в нем был и цинизм, и насмешка. – Это было до свадьбы? Ведь так, дорогая?!

– Да, но Себастьян… – Мэри замолчала и вопросительно взглянула на Нору.

– Такой же, как и все мужчины, и готов пообещать все на свете, лишь бы завладеть своей добычей.

Она заметила, что Мэри хочет возражать, и предостерегающе подняла руку.

– Я не говорю, что он не лучше других. Только он все равно скажет что угодно, чтобы настоять на своем. Со временем ты привыкнешь к таким разочарованиям.