Дон задумчиво прищурился:

– Опыт. А почему ты интересуешься? Это не твое расследование, Коннорс.

– А если это не мафия? Вдруг Мария Престон что-то знала? Возможно, что-то о «Кворуме». Достаточно важное, чтобы ее убрали.

– Мы проверили, – отмахнулся Дон. – Ее убийство не имеет ничего общего с «Кворумом». Определенно. Орудие убийства – взрывное устройство. Не нож и не пистолет. Классический стиль мафии.

– Знаешь, кто изобрел автомобильные взрывные устройства, Дон?

Фок закатил глаза.

– У меня нет времени для уроков истории. Мне нужно раскрыть убийство. Прошу извинить…

– Это был парень по имени Буда. Марио Буда. Итальянский анархист. В тысяча девятьсот двадцатом.

– Что я тебе говорил? Итальянец!

– Был жаркий день сентября…

– Иисусе, Митч!

– …этот парень, Буда, поставил лошадь с фургоном на углу Уолл-стрит и Бродвея, напротив офиса Джей-Пи Моргана. Сам смешался с толпой. В двенадцать часов все банкиры идут на ленч, верно? И слышно, как звонят колокола Тринити-Черч.

– Оочень поэтично.

– И тут бумммм! – лошадь вместе с фургоном разрывает на части. Кошмар, ужас, хаос, повсюду мертвые тела, осколки, обломки. Прямо на Уолл-стрит. Тысяча девятьсот двадцатый. Сорок убитых, двести раненых. За исключением самого старика Джей-Пи. Собственно говоря, покушались на него, но он в то время был в Шотландии.

Дон Фок терпел достаточно долго.

– И к чему ты клонишь, Митч?

– Автомобильное взрывное устройство было изобретено невежественным иммигрантом-одиночкой, ненавидевшим богатых банкиров с Уолл-стрит.

– И?..

– Все произошло около ста лет назад, но принцип тот же самый. Почему это обязательно должна быть мафия? Любой идиот, затаивший зло, мог подсунуть бомбу в эту машину. Какой-нибудь псих в своем воспаленном мозгу ассоциировал Марию с «Кворумом» или Ленни Брукштайном.

– Дюбре прав, – рассмеялся Дон. – Ты действительно одержим. Это не имеет ни малейшего отношения к Ленни Брукштайну. Думаю, тебе нужно прилечь и вызвать врача.

– Я хочу допросить Эндрю Престона.

Доналд наконец вышел из себя.

– Только через мой труп. А теперь послушай, Коннорс, мать твою… держись подальше от моего дела. Я вполне серьезно.

– Но почему, Дон? Боишься, что я могу наткнуться на что-то неподходящее?

– Если подойдешь к Престону ближе чем на десять миль, я поговорю с Дюбре, и тот выбросит твою задницу на холод! Забудь.

«Забудь…»

Митч чувствовал себя непослушным лабрадором, схватившим чужую кость.

Выйдя от Фока, он прямиком направился к машине.

Прошел месяц с тех пор, как Митч в последний раз был в квартире Престонов – огромных апартаментах с пятью спальнями, в стильном, ухоженном здании. Его самого удивило то, как мало поразил его вид этой роскоши. Все здесь было каким-то безликим, от невыразительной улицы до традиционно-элегантного кремового с коричневым дизайна интерьера. Странно, что, имея кучу денег, люди тратят их на нечто столь… благополучно-заурядное.

Мария Престон раздражала его. Митч ненавидел особ с повадками звезд. Никакой естественности. Сплошь театральные жесты!

Но по крайней мере в ней была энергия. Индивидуальность. Была жизнь. Должно быть, она чувствовала себя погребенной в этой квартире, словно была вырезана из какого-то каталога, заламинирована, на целую вечность прикреплена к кремовому итальянскому дивану и оставлена так гнить…

Дойдя до квартала Престонов, Митч замедлил шаг. Отряд полицейских оттеснял прохожих в сторону, образуя кордон. Митч подъехал одновременно с двумя машинами «скорой» и процессией полицейских машин.

– Что это за цирк? Что происходит? – спросил он, помахав жетоном.

– Муж Марии Престон, сэр.

– А что с ним?

– Похоже, повесился, сэр. Около часа назад. Сейчас его снимают.

Наверху фельдшеры наклонились над телом Эндрю Престона, делая искусственное дыхание. Митч сразу увидел, что это безнадежно: профессионалы просто делали необходимые телодвижения.

– Следственная бригада уже прибыла?

Один из медиков покачал головой:

– Вы первый. Детектив Фок едет сюда.

– Записка есть?

– Да, вон там.

Парень показал в сторону гостиной. Окно было открыто. На дубовом журнальном столике, стоявшем между двумя изящными креслами, обтянутыми бежевой замшей, трепетала на ветру записка, придавленная тяжелой стеклянной пепельницей.

Не потрудившись натянуть перчатки, Митч отодвинул пепельницу и взял записку. Аккуратным почерком, почти печатными буквами, Эндрю Престон вывел всего семь слов:

– Какого дьявола ты вытворяешь?

Митч подскочил от неожиданности, уронив записку. Голос лейтенанта Дюбре эхом отдавался от стен комнаты.

– Совсем спятил?!

Митч открыл было рот, чтобы объясниться, но тут же снова закрыл. Что он мог сказать? Его действительно не должно было быть здесь, не говоря уже о том, что он не имел права вмешиваться в следствие, проводимое другой бригадой.

Дюбре обезумел от ярости.

– Сокрытие улик! Понимаешь, насколько это серьезно? Я могу вышвырнуть тебя из полиции! И мне бы следовало это сделать!

– Простите. Но мне нужно было поговорить с Эндрю Престоном.

– Приятель, ты немного опоздал!

– Я и сам вижу. Послушайте, сэр, я бы подождал Фока, но знал, что он будет возражать. И скорее всего он не позволил бы мне увидеть записку.

– Конечно, нет! Да и с чего? Это не твое расследование, Митч.

– Но, сэр, он не задает даже очевидных вопросов! Например, что делала Мария Престон в Сэг-Харборе в тот день? И кто знал, что она там будет?

– Дон звонил мне полчаса назад. Сказал, ты всюду суешь свой нос, несешь какой-то бред насчет гребаного Брукштайна. Он считает, что у тебя крыша поехала…

– Да бросьте, сэр! Сами знаете, Дон Фок всегда говорит про меня гадости…

– А я с ним согласен. Прости, Митч, на этот раз ты зашел слишком далеко. Отстраняю тебя от работы до дальнейших приказаний.

– Сэр!

– Считай себя в отпуске на неопределенный срок, пока я не свяжусь с тобой. И нечего изображать из себя мученика! Повезло, что я тебя не уволил. Уволил бы, но я-то знаю, как рассчитывают Хелен и Селеста на ежемесячный чек! Так что проваливай, пока я не передумал!

По пути домой Митч, проезжая мимо бара, где впервые встретился с Дэйви Бакколой, остановился, вошел внутрь и заказал скотч.