Сидя на камнях и дожидаясь утра, Шеклтон решил: вместо того чтобы плыть к Лит-Харбор, трое членов команды останутся здесь, на юге острова, а остальные отправятся за помощью по суше.

По морю им пришлось бы пройти около ста тридцати миль вокруг западной оконечности острова, а затем вдоль северного побережья. По земле нужно пройти лишь двадцать девять миль по прямой. Существовало только одно «но»: за последние три четверти века, с тех пор как люди освоили Южную Георгию, никто никогда не пересекал остров по той простой причине, что это невозможно было сделать.

Несколько горных пиков Южной Георгии были чуть меньше десяти тысяч футов в высоту. Не самое непобедимое препятствие по стандартам скалолазов. Но внутренние территории острова один из сведущих людей описывал как «пилообразные, вонзающиеся в небо горы, состоящие из зубчатых скал и ледников, хаотично сползающих в холодное море». Одним словом, остров был непроходим.

Шеклтон знал это, но другого выбора не существовало. Он объявил о своем решении после завтрака, и все приняли его спокойно, без лишних вопросов. Шеклтон сообщил, что отправится в путь с Уорсли и Крином, как только это станет возможным.

Теперь оставалось завершить кое-какие дела. Макниш и Маккарти должны были достать из «Кэйрда» настил и дополнительные доски, а Шеклтон, Крин и Уорсли занимались выравниванием пола в пещере с помощью камней и сухой травы. Винсент оставался в спальном мешке, потому что сильно страдал от ревматизма.

К полудню Макниш разобрал основную часть дощатого покрытия палубы «Кэйрда», что существенно облегчило шлюпку. После этого предприняли еще одну попытку вытащить ее на берег. На этот раз получилось, хоть и с большими усилиями. Затаскивали шлюпку буквально по нескольку дюймов, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть. К часу дня удалось оттащить ее на безопасное расстояние от линии воды.

Позже днем Шеклтон и Крин забрались на плато над бухтой и обнаружили там небольшие белые комочки. Это были маленькие альбатросы в гнездах. Шеклтон вернулся обратно и принес ружье. В тот вечер ужинали мясом одного взрослого альбатроса и одного птенца. Уорсли описывал вкус взрослой птицы: «Хорошая еда, но довольно жесткая». Макниш написал просто: «Это было лакомство».

Затем они проспали двенадцать чудесных часов подряд — и ничто в это время их не беспокоило. Утром все чувствовали себя несоизмеримо лучше. Позже днем Макниш восторженно писал: «Нам не было так комфортно ни разу за последние пять недель. На обед мы съели трех птенцов и одного взрослого альбатроса с целой пинтой свекольного соуса — это лучший куриный суп, который я когда-либо ел. Я сейчас думал о том, что бы сказали наши товарищи [на острове Элефант], если бы попробовали такую еду».

Тем временем, изучив местность, Шеклтон и Уорсли выяснили, что это место практически непроходимо. Кроме той пещеры, в которой они жили, все скалы и ледники поднимались почти вертикально. Поэтому Шеклтон решил, что они проплывут на «Кэйрде» около шести миль к бухте Короля Хокона. Карта утверждала, что ландшафт там более гостеприимный. К тому же они оказывались сразу на шесть миль ближе к бухте Стромнесс, расположенной в противоположной части острова, где находилась китобойная база.

Путешествие обещало быть недолгим, но Шеклтон понимал, что люди к нему еще не готовы. Поэтому два дня они просто отдыхали и ели превосходную еду. Постепенно к ним возвращались силы, спадало нечеловеческое напряжение последних дней. Наконец наступил момент, когда на них нахлынуло удивительное чувство безопасности, омрачаемое лишь осознанием ответственности за тех, кто остался на острове Элефант.

Отплытие запланировали на 14 мая, но все утро шел сильный дождь, поэтому пришлось отложить его на следующий день. Днем небо стало проясняться. Макниш писал: «Я поднялся на холм, полежал в траве, и это напомнило мне о былых временах жизни дома, когда я сидел на холме и смотрел вниз на море».

Они встали следующим утром на рассвете. «Кэйрд» снова загрузили и с легкостью спустили на воду. В восемь часов вышли из бухты на открытую воду. Дул легкий северо-западный ветер, и впервые за долгое время солнце прорвалось сквозь облака.

Это плавание оказалось совершенно беззаботным: «Кэйрд» быстро рассекал блестящую водную гладь. Через какое-то время все начали петь. Шеклтону пришло в голову, что со стороны их легко можно спутать с группой отдыхающих, отправившихся на ранний пикник. Испортить такое впечатление могла разве что их удручающе страшная внешность.

Вскоре после полудня, обогнув высокий утес, они оказались перед защищенным от ветров пологим пляжем из песка и гальки. На нем лежали сотни морских слонов, которых хватило бы, чтобы снабдить команду едой и топливом на неопределенное время. К половине первого все уже были на берегу.

«Кэйрд» оттащили подальше от воды и перевернули. Маккарти укрепил его основание камнями, и, когда все было готово, перенесли внутрь свои спальные мешки. Было решено назвать это место лагерем Пегготти в честь бедной, но благородной семьи из романа Диккенса «Дэвид Копперфильд».

Шеклтону не терпелось отправиться в путь, в основном потому, что время шло и погода, по всем признакам, должна была ухудшаться. Кроме того, сейчас луна была полной, а им, несомненно, требовался ее свет, чтобы спокойно идти ночью. Но на следующий день, 16 мая, рассвет выдался дождливым и туманным, из-за чего они почти весь день провели под «Кэйрдом». Пока все обсуждали предстоящий поход, Макниш совершенствовал обувь для скалолазания. Он вытащил из «Кэйрда» четыре дюжины двухдюймовых винтов и вставил их в подошвы ботинок тех, кто отправлялся в поход, — по восемь штук в каждый.

На следующий день, 17 мая, погода все еще не годилась для похода: шквальный ветер сопровождался дождем и снегом. Уорсли с Шеклтоном отправились исследовать местность на восток от побережья. Из-за плохой видимости их миссия оказалась не очень удачной, но Шеклтон успокоил себя тем, что один из заснеженных склонов имел достаточно пологий спуск прямо к побережью.

Впервые они задумались о том, чтобы перетаскивать с собой вещи на небольших санях, и Макниш попробовал смастерить что-то подобное из плававших в воде кусков древесины. Но попытка использовать эти сани не увенчалась успехом: они оказались громоздкими, их было довольно тяжело тащить, поэтому идею забросили.

И 18 мая стояла все еще плохая погода, а Шеклтон буквально изнемогал от стремления отправиться в путь. В течение этого долгого дня они снова и снова проверяли оборудование и ждали улучшения погоды.

Было решено идти налегке и не брать с собой даже спальных мешков. Каждый из идущих в поход должен был нести свою порцию пайков и печенья. Кроме того, они брали с собой примус с запасом топлива на шесть приемов пищи, а также небольшой чайник и наполовину полный коробок спичек. У них было два компаса, бинокль и примерно пятьдесят футов веревки, к которой привязали плотничье тесло, чтобы использовать его как топорик для льда.

Единственная вещь, которую Шеклтон разрешил взять, хотя она и не была остро необходима, — это дневник Уорсли.

Когда наступили сумерки, погода прояснилась. Шеклтон с Макнишем, который оставался главным в лагере, сели в стороне, чтобы обсудить все насущные вопросы. Шеклтон оставил Макнишу свои последние распоряжения и сделал такую запись в его дневнике: