– Эй, гражданин хороший, постойте! – крикнул прохожий, кутающийся в кургузое пальтецо – серое в «елочку». На голове и вовсе летняя каскетка «Макдональдс». – Прикурить не дадите? – Крикнул и опасливо глянул по сторонам: то ли боялся, что нападут, то ли сам хотел наброситься – поди разберись…

Гуня внимательно следил за действиями мужчины, но глядел он сейчас совсем не так, как при обыске Валеры. Нынче пес, хоть и был настороже, всего лишь любопытствовал – быть может, этот хмырь чем-то напоминал ему беднягу Суваева?..

Валера остановился, подходить к типу не стал, вынул из кармана коробок спичек, размахнулся и кинул. Тот, само собой, не поймал, нагнулся поднимать с земли.

– Спасибо… Я щас… Щас… – засуетился бестолково.

– Да не спешите вы, – улыбнулся Репнин. – Подожду – не растаю.

«Неужто не бандит, неужто еще нормальные люди в городе остались?» – почти с радостью думал он, а рука тем временем на всякий случай оставалась в кармане – там, где лежал штатный «ПМ».

Витек был в совершеннейшем восторге от собаки, о которой мечтал, наверное, с самых пеленок, чего нельзя было сказать о Кате.

– Как нам прокормить такую «лошадь»? – вопрошала она со слезами в голосе. Слезы эти инспирированы, чтобы давить на мужскую податливую психику.

– Там, где трое перебиваются, и четверо перезимуют… – бодро провозглашал Валера, и за этим следовал настоящий словесный шквал. Богат русский язык – и без мата, ох, как богат!..

Впрочем, супруга теперь была уже совсем не та, что полтора месяца назад, и ее сопротивление удалось сломить удивительно быстро – уже на второй день. Возможно, бесконечное Трутутушкино счастье растопило ее «лед», ведь он только и знал, что гладил псину, приговаривая: «Гунечка мой! Сыночек!.. Ушкин сыночек!..»

…Репнин и Догоняй гуляли по израненной и изгаженной Москве. Красные пятна на снежном сугробе. Кровь? Или всего лишь пролитое вино?.. Оборванные троллейбусные провода, сгоревший остов «лады» на тротуаре, разбитые и заделанные листами картона окна первого этажа. А рядом большими корявыми буквами: «СТРАШНЫЙ СУД! КАЙТЕСЬ, ГРЕШНИКИ!»

Надо было возвращаться. Пора на службу. Эта побывка всего до полудня – генерал смилостивился, стал отпускать семейных по очереди. Человеком таки оказался – тоже хорошая новость…