Ждать не стал и направился к окнам, что были обращены внутрь крепости. Нужно прикинуть следующий рывок. Идти приходилось осторожно, трупов много, видимо снаряд тут рванул, все, кто в казарме был, погибли. Приметив унтера с МП, присел рядом с ним и быстро снял все нужное. Патроны к ППД у меня закончились, поэтому убрал его за спину, где вещмешок с рацией висел, и вооружился трофеями, повесив на ремень подсумки с магазинами и три гранаты с длинными ручками. Из подвала уже показалось трое бойцов, грязные, в синяках и ссадинах, у одного гимнастёрки не было, в майке щеголял. Каска одна на троих, но винтовки Мосина у всех троих были. Увидев меня, двое подошли, пока один немцев ворочал, ранцы снимал, оружие собирал, — их в этом помещении семеро лежало. Из пролома ещё шестеро показались, двое встали у окон на страже, другие скрылись в соседних помещениях. Пыль от боя ещё не улеглась, поэтому, когда первый боец начал докладывать, то закашлялся. Судя по петлицам, он сержантом был, эмблемы автобронетанковые.

— Держи, сержант, — протянул я ему немецкую фляжку.

Сделав несколько глотков, тот отдал её напарнику, что добил фляжку, а сержант доложился о ситуации. Он был из автороты, а вообще в этой казарме несколько подразделений располагалось, но к одиннадцати часам дня, когда я появился, из командиров в живых остался только он. Раненых внизу с три десятка, а активных штыков всего восемнадцать. После доклада, глядя на меня с надеждой слезящимися от грязи, пыли и дыма глазами, спросил о дальнейших приказах.

— Значит, так, сержант, остаться с вами я не могу. У меня приказ наводить артиллерию на те здания, где укрылись немцы, и уничтожать их. Я и так всех парней своих потерял, радиста убило. Нужно перебраться в другое здание, пообщаться с защитниками, узнать, где немцы расположились, орудия навести. В этой казарме, сержант, оставляю тебя старшим. Собери трофейное оружие, пулемёты, их тут хватает. Установи людей у окон, у пролома пулемёт, баррикаду там сделай. Держи это здание, твоя задача — защищать его. Артиллерии пока немецкой можешь не бояться, мы её изрядно проредили на той стороне, если обстрелы будут вести, то редкие и не точные. Держись.

Пожав ему плечо, я выпрыгнул через окно во внутренний двор и по битым кирпичам, перескакивая через тела убитых, которых тут хватало, побежал к следующему зданию. Вокруг пули засвистели, но я ловко уходил от них. Тем более защитники той казармы, к которой я бежал, открыли редкий, но точный огонь по тем, кто по мне стрелял. Приметив впереди раненую женщину с мёртвым младенцем, я подскочил, взвалил её на левое плечо — правое занято оружием, — и, добежав до входа в другую казарму, через проем сгоревшей двери ворвался внутрь. Тут баррикада была и станковый «максим» с побитым пулями щитком. Судя по множеству бойцов в форме и фуражках НКВД, конвойный батальон НКВД тут размещался. Передав раненую, которая громко стонала, — её сразу понесли вниз, — скомандовал бойцам, перелезая баррикаду:

— Командира ко мне.

Вскоре подбежал один из уцелевших командиров, лейтенант НКВД. У конвойщиков звания соответствовали армейским. Представившись, он вопросительно посмотрел на меня.

— Капитан Ершов, артиллерийская разведка. Слушай, лейтенант, у меня всю группу положили, радиста убили да рацию разбило. Хорошо, на немецких корректировщиков наткнулись. Их перебили, рацию захватили. Мне приказали выбить врага артиллерийским огнём из тех зданий, что немцы захватили. Мне неизвестно, где они засели, сможешь указать?

— Да с радостью, — расплылся тот в широкой улыбке. Правда, документы у меня всё же проверил.

Пригибаясь — по этой казарме снайпер работал, уже несколько человек убил, — мы поднялись на второй этаж. Там лейтенант познакомил меня с ещё одним командиром того же звания, тот раненый лежал, две пули в плечо словил от пулемётчика и лежал в углу, но был в сознании. Ещё у них был младший лейтенант, но он с другой стороны здания оборону держит, там немцы также постреливали. Дальше, используя мой бинокль, раненый командир указал, где вражины скрываются; показывал не от окна, а из глубины помещений, чтобы не засекли. Достав рацию и сделав вид, что некоторое время изучаю её, я подключился к батареям, привинтил гибкий хлыст антенны и стал вызывать «батарею», подкручивая ролик настройки каналов. Вскоре «батарея» ответила. Ещё бы не ответить, ведь я общался с самим собой. Подсоединил планшет к оборудованию меха, связался и теперь через свою нейросеть отвечал на свои же запросы. Причём мех модулировал голос, чтобы не был похож. Лейтенант Запарин — тот, что встретил меня внизу, — прижавшись ухом к правому наушнику у меня на голове, тоже слушал.

— Отлично слышу, Ласка-два. Приём, — «отвечали» мне.

— Принято, — сообщил я. — Уже есть первые цели, третий этаж второй казармы слева от жёлтого здания. Весь этаж обработайте спецбоеприпасом, как слышите? Приём.

— Ласка-два. Я Барсук, вас слышу. Ожидайте первого выстрела. Подтвердите разрыв. На использование спецбоеприпаса получено добро. Как слышите? Приём.

— Ожидаю. Приём.

— А что за спецбоеприпас? — спросил Запарин.

— Сейчас увидишь, — пообещал я тому и, услышав в эфире кое-что, сунул ему наушники в руки: — Послушай, это не ваши?

Показав, как отвечать, а в эфире неизвестный радист запрашивал помощи, сообщая, что он из крепости, стал с интересом наблюдать за Запариным. Он ответил, и начались оживлённые переговоры, минуты хватило, тот подтвердил, командира батальона, капитана, он знал лично, то есть там свои. Дальше началась работа. Что хорошо, немцы успели окружить крепость, но внутрь проникали эпизодически небольшими подразделениями, пока же шёл обстрел крепости и её защитников. В основном лёгким стрелковым вооружением, пулемётами и ротными миномётами, потому как немецкая артиллерия резко снизила накал стрельбы. Ещё бы, две трети артиллерии как не бывало. Пожары в той стороне не утихали. Держа на связи другую казарму, мы стали вести огонь. Первая клякса плазмы растеклась по стене между окнами, немцы там забегали, сканер показывал, что их там не больше сорока. Обругав «косого наводчика», я приказал дать залп. Снаряды рванули внутри на третьем этаже. Взрыв был такой силы, что часть немцев, объятых огнём, вышвырнуло через оконные проёмы наружу. Тех, кого в пепел не превратило. Рёв радости не только из нашей казармы шёл, но и из других разносился. Уничтожив наших немцев, стали работать по наводке командира батальона. Двух часов хватило, и все немцы были выбиты. Дальше, пока командиры собирали по всей крепости разрозненные группы бойцов, оказывали раненым помощь и строили оборону крепости, я с двумя капитанами, Запариным и подполковником с перевязанной головой, обходил крепость и всех, кто участвовал в ее окружении, накрывал «огненным дождём», как бойцы называли спецснаряды. Слухи о них уже по всей крепости разошлись.

В общем, мы рассматривали в бинокли немцев, что окружили крепость, и я методично миномётом зачищал округу. Так что когда подошла советская двадцать вторая танковая дивизия, что входила в четырнадцатый механизированный корпус, немцев тут осталось мало, семнадцатая пехотная дивизия вермахта перестала существовать. А остатки были в панике. Так что танкисты с ходу их снесли и вышли к Бугу. Наши разведчики уже захватили понтонный мост, танкисты сразу переправились на ту сторону и двинулись дальше. За ними пошла пехота. Да, авиацию немцы ведь тоже применяли, так что было сбито тридцать девять самолётов разных типов, и к крепости больше ни один самолёт люфтваффе не приближался.