– Десяток, ко мне! Самострелы к бою!..

И снова свист, но уже иначе, словно успокаивая. Еще до того, как Прокоп скомандовал отбой, Арина облегченно перевела дух – обошлось… Но все-таки, что там у них случилось?

Из-за тына, со стороны, где располагалась Настенина избушка, выехал конный разъезд – семь всадников. Спокойно ехали, как у себя дома… Арина напряглась было, но тут увидела, как заулыбался Прокоп, махнул рукой отрокам, чтобы возвращались на мост, откинул за спину самострел и пустил коня навстречу всадникам.

Сотня вернулась!

«Не лезь не в свои дела, баба!» – эти слова Алексея звучали в ушах Анны, пока она наблюдала, как хмурый Андрей поправлял подшлемник на голове Арины, а потом проверял, правильно ли она застегнула под подбородком ремень шлема.

«Не лезь? Что ж тогда Андрей-то Арину на бой снаряжает? САМ! Ведь знает, что всякое может случиться, и не уследит он за ней – да и не станет следить; он другим будет занят. Вполне мог бы поставить над девками того же Прокопа, а Арину оставить со мной… Только какая же из неё наставница, если девчонки на смерть идут, а она за их спинами отсиживается? Конечно, наставники у нас хоть и покалеченные, но всё же воины, и на себя главный удар примут, а девки только если самострелами им подсобят, но кто ж знает, как оно там обернётся? И Андрюха это прекрасно понимает – но ведь и глазом не моргнул… Видел её в деле, знает, на что она способна – и доверяет ей.

А мне Лёшка никогда ТАК доверять не станет… и не потому, что в деле не видел – ему это даже в голову не придёт. Вон, когда на ляхов уходил – только позвали, и сразу же про всё забыл, и про меня в первую очередь. Какой там шлем поправить!.. А ведь как соловьём разливался! “Не живут такие, как ты, моя лапушка, только домашними заботами!” Угу, ровно до тех пор, пока это его самого не коснётся. “Не лезь не в свои дела, баба!”»

Завидуя счастью и удаче Арины, Анна, тем не менее, больше радовалась за родича, ибо в этой паре удача была обоюдна. Арине повезло встретить мужчину, не только равного ей по силе духа, но и не испугавшегося этого равенства с женщиной, которое иные мужи сочли бы унизительным. Она же, в ответ на такое отношение, щедро, иной раз даже истово, делилась с ним своим душевным теплом, изгоняя холод из его промороженной души.

«Было бы понятно и правильно, если бы она сияла только рядом с ним, добираясь до самых тёмных уголков его души. Но ведь она не только ему светит, не с ним одним делится своей красотой! Боюсь, хлебнёт она ещё из-за своей щедрости – не все способны её понять. Вон, Глеб сразу перья распушил, а ведь он не один такой. Хорошо, у неё Андрей есть – не охотник, а защитник. Вот и пусть они всегда рядом будут, нельзя их разлучать – им обоим друг без друга никак…»

Мимоходом вспомнив Глеба, на короткий срок поставленного Корнеем наставником для отроков, Анна вздохнула с облегчением: воевода поставил, воевода и забрал его обратно в Ратное, избавив невестку от лишних переживаний за своих подопечных – мало ли что этому бабнику придёт в голову… Или ещё куда.

Вот Глеб – или любой другой муж – при виде счастья Андрея не просто позавидовал бы ему, но и непременно попытался бы отбить у него Арину. Ну, или хотя бы подумал об этом. И это правильно, ибо соперничество за бабу заложено в мужской натуре самой природой.

У женщин не так. Анна никогда не думала об Андрее как о своём мужчине – для неё он был ещё одним членом семьи. А потому, даже печалясь, что никогда не познает такого полного слияния с душой любимого, она завидовала своей помощнице белой завистью, но ни малейшего побуждения разрушить недоступное ей самой счастье у неё не возникло. «Не мой мужчина, и никогда моим не будет» – осознание этого факта погасило женское соперничество в зародыше, и Анна радовалась за родича, да и просто близкого человека – и за его женщину.

Хотя, конечно, по-всякому бывает. Иной бабе чужой муж и с приплатой не нужен, предложат – шарахнется от него. Но погасить свет счастья в глазах той, которую по какой-то, неведомой ей самой причине, она сочла соперницей, такая почтёт делом вполне допустимым. А вместо объяснения скажет разве что: «А чего она!»

Старательно забивая себе голову размышлениями, которые не имели никакого отношения к тому, что в это время творилось вокруг неё, Анна изо всех сил давила рвущийся наружу совершенно детский крик: «И я с вами!»

НЕЛЬЗЯ! Боярыня должна оставаться в крепости и являть собой вид, пропади он пропадом!

В который уже раз за недолгое время Анна провожала уходящих в бой, а сама оставалась. И пусть теперешних вольных или невольных защитников так и недостроенных стен насчитывалось немало, но лесовики, присланные Нинеей в помощь артели – слабая замена даже недоученным отрокам.

«И какая, скажите на милость, нечистая носит этих плотников, с их старшиной во главе? Они хотя бы имеют представление, как крепости оборонять, случись что. Сотня ушла, Мишани тоже нет, а за болотом осиное гнездо разворошили.

…Только вернитесь все! Только вернитесь!»

– Мам, они вернутся, да? – от шёпота Ельки Анна чуть не подпрыгнула. Обернулась, чтобы рявкнуть что-то вроде «Не смей даже думать!..», и осеклась: младшая дочь смотрела на неё требовательно, серьёзно, но без единой слезинки, да и вопрос звучал совсем не плаксиво.

«Она же опять проводила Сёмушку. Второй раз меньше чем за полгода… Мишаню тоже провожала, но тут-то ушёл брат-близнец. Маша с Анютой с младенчества друг друга чувствовали и понимали, и эти двое так же».

Анна прижала к себе младшую дочь – единственного оставшегося с ней ребёнка, прикоснулась губами к её макушке и так же негромко ответила:

– Вернутся! Пусть только попробуют не вернуться! Сама выпорю.

Елька хихикнула, потёрлась носом о материнскую руку и повернулась к стоящим тут же Арининым сестрёнкам. Стешка с Фенькой во все глаза смотрели на боярыню, пытаясь понять, обнадёжила та их подругу или пригрозила наказанием. Елька ещё раз хихикнула и, подталкивая девчонок перед собой, повела их вниз с башни у ворот – именно там они стояли, глядя вслед последним защитникам Ратного.

Анна ещё раз прошептала молитву Пресвятой Богородице и тоже спустилась с башни, но в течение дня нет-нет да и посматривала на Ельку, страшась увидеть у неё на лице следы слёз, испуга или горя. Однако дочь была спокойна, собранна, привычно командовала своим младшим девичьим десятком, а заодно и всей остальной мелкотой, которая собралась в крепости – и её спокойствие раз за разом передавалось матери. Крик мальчишки-гонца, раздавшийся в темноте с той стороны реки – «Отбились!» – Анна восприняла уже как само собой разумеющееся.

Но только когда наставники сообщили, что перед самым их отбытием из Ратного вернулась домой сотня, на боярыню накатило настоящее облегчение: словно в зимний день после тяжкой работы на морозе вошла в протопленную избу. Прокоп перед отъездом успел всего лишь коротко переговорить с вернувшимися из похода ратнинцами. Те передали, что Мишани и его отроков вместе с сотней нет, и когда они прибудут – никто не знает. Ну, хоть жив – уже камень с сердца. Вроде бы в Турове задержались, а почему и для чего – неведомо.