дезиксовых. Он сказал мне, через машину-переводчик разумеется: «Бордент, во мне узнали супера только в тридцать лет. До тех пор я развивался как обычный гомо сапиенс. Я сам не знал о своем потенциале. И это плохо». Это действительно плохо, – отвлекся Бордент. – Организм не может полностью раскрыть свой потенциал, если не дать ему все шансы развиваться с самого рождения. Или хотя бы с младенчества. Александр сказал мне: «Я родился около пятисот лет назад. Возьми нескольких наставников, отправляйся в прошлое, найди меня ребенком, дай мне специализированное обучение с самого начала. Думаю, это поможет мне развиться».

– Прошлое… – сказал Кэлдерон. – Вы утверждаете, что оно пластично?

– Ну, оно влияет на будущее. Невозможно изменить прошлое, не изменив будущего. Но события стремятся вернуться в прежнее русло. Существует темпоральная норма, общий уровень. В исходном секторе времени мы не посетили Александра. Здесь это посещение случилось, следовательно, будущее изменится. Но не разительно. Никакие критически важные временны́е рычаги не передвинуты. Единственным результатом будет то, что зрелый Александр более полно раскроет свой потенциал.

Александра принесли обратно в комнату. Он лучезарно улыбался. Кват продолжил свой урок с венчиком для яиц.

– Вам не под силу ничего изменить, – сказал Бордент. – Полагаю, вы это уже поняли.

– Александр будет выглядеть как вы? – со страхом в голосе спросила Майра.

– Ну что вы! Он само совершенство с физической точки зрения. Конечно, я никогда его не видел, но…

– Наследник поколений[9], – пробормотал Кэлдерон. – Майра, ты начинаешь понимать, в чем соль?

– Да. Супермен. Но он наш ребенок.

– Он им и останется, – нетерпеливо возразил Бордент. – Мы не собираемся лишать его благотворного влияния родителей и родных стен. Все это нужно ребенку. В самом деле, снисходительное отношение к детям – эволюционная черта, чье предназначение – подготовка к появлению супермена; частью этой же подготовки является исчезновение аппендикса. В некоторые исторические эпохи возникают предпосылки к зарождению новой расы. Но дальше предпосылок раньше никогда не заходило – случались, так сказать, антропологические выкидыши. Сквивер побери, это крайне важно! Дети ужасно раздражают. Они беспомощны в течение весьма продолжительного срока; они подвергают терпение родителей суровым испытаниям. Чем примитивнее животное, тем быстрее развивается детеныш, а человеческому детенышу требуется много лет, чтобы обрести самостоятельность. Так что родители вынуждены становиться все более снисходительными. Кстати, суперребенок созреет только к двадцати годам.

– До тех пор Александр останется ребенком? – спросила Майра.

– Физически он останется восьмилетней особью гомо сапиенс. Умственно же… Я бы назвал это иррациональностью. Он не будет соответствовать интеллектуальной или эмоциональной норме. Он не будет здравомыслящим – не больше, чем любой другой ребенок. Развитие избирательности требует времени. Но его пиковые достижения намного, намного превзойдут, скажем, ваши достижения в детстве.

– Вот спасибо, – буркнул Кэлдерон.

– Его кругозор станет шире. Александр способен постигать и усваивать намного больше, чем вы. Мир действительно будет лежать у его ног. Но разуму, личности вашего сына требуется время, чтобы приспособиться.

– Мне нужно еще выпить, – сказала Майра.

Кэлдерон принес. Мальчик засунул большой палец в глазницу Квата и попробовал выковырять глаз. Кват не сопротивлялся.

– Александр! – воскликнула Майра.

– Спокойно, – сказал Бордент. – Кват от природы способен выдержать намного больше, чем вы.

– Здоровья у него не прибавится, если малыш выковыряет ему глаз, – сказал Кэлдерон.

– Кват не столь важен, как Александр. Он и сам это знает.

К счастью для бинокулярного зрения Квата, Александру быстро надоела новая игрушка и он снова уставился на венчик для яиц. Добиш и Финн склонились над ребенком. Но Кэлдерон чувствовал, что они не просто смотрят.

– Индуцированная телепатия, – пояснил Бордент. – На ее развитие нужно много времени, но мы уже начинаем. Как я сказал, наконец-то мы попали в нужное время. Я звонил в эту дверь не меньше ста раз. Но лишь сегодня…

– Уйди, – четко произнес Александр. – Да. Уйди.

Бордент кивнул:

– Пока хватит. Мы вернемся завтра. Вы будете готовы?

– Как и впредь, полагаю, – ответила Майра и осушила стакан.

Супруги изрядно набрались тем вечером, обсуждая происходящее. Сложно было что-то противопоставить силам, которыми обладала эта малорослая четверка. Сомнений не оставалось: Бордент и его товарищи перенеслись на пятьсот лет назад по приказу будущего Александра, ставшего эталонным суперменом.

– Удивительно, правда? – произнесла Майра. – Этот милый пухляш превратится в могучего всезнайку.

– Борден прав: кто-то должен был стать первым.

– Только если наш сын не будет выглядеть как эти противные гоблины!

– Он будет суперменом. Помнишь Девкалиона и, как бишь там ее звали?[10] Родоначальников новой расы.

– Мне не по себе, – сказала Майра. – Как будто я родила лося.

– Ты никогда бы такого не сделала, – утешил ее Кэлдерон. – Выпей еще.

– Это все равно что случилось. Александр – свось.

– Свось?

– Я тоже могу болтать на гоблинском жаргоне. Вопишно воглить в вестибюле. Вот.

– Такой уж у них язык, – сказал Кэлдерон.

– Александр будет говорить по-английски. У меня есть родительские права.

– Бордент вроде и не собирается их нарушать. Он сказал, что Александру нужна домашняя обстановка.

– Только поэтому я еще не рехнулась, – кивнула Майра. – Но если они отнимут у нас ребенка…

Через неделю стало совершенно очевидно, что Бордент не намерен нарушать родительские права, по крайней мере на срок не больше необходимого, то есть на два часа в день. В это время четыре человечка выполняли данное им поручение, запихивая в Александра все знания, которые мог вместить его незрелый суперразум. Они не полагались на кубики, детские стишки или счеты. Их оружие в этой битве было загадочным, футуристическим, но эффективным. И им явно удавалось чему-то научить Александра. Подобно тому как растения пускаются в рост под воздействием удобрений, Александр впитывал науку карликов, и его потенциально сверхчеловеческий мозг развивался с потрясающей скоростью.

На четвертый день мальчик разборчиво заговорил. На седьмой мог легко поддерживать беседу, хотя младенческие мышцы языка легко уставали. Его щеки все еще напоминали присоски; он не был в полной мере человеком, лишь эпизодически становился таковым. Но это случалось все чаще.

На ковре царил беспорядок. Человечки больше не забирали свое оборудование, они оставляли его Александру. Малыш ползал – он теперь не утруждал себя ходьбой, потому что ползать было эффективнее, – между предметами, выбирал некоторые и соединял.

Майра вышла в магазин. Человечки должны были явиться только через полчаса. Кэлдерон, уставший после рабочего дня в университете, повертел в руках стакан и взглянул на своего отпрыска.

– Александр! – окликнул он.

Сын не ответил. Он приладил устройство к штуке, вставил ее в нечто под странным углом и уселся поудобнее с довольным видом.

– Да?

Он говорил не слишком внятно. Так