Карсон была невыразимо благодарна за то, что выжила, что идет рука об руку с Майклом, но как никогда раньше ощущала некоторую вину, ведь она жива, в то время как столько людей погибло. Добрый, заботливый муж, обычно быстро переводящий все в шутку, не мог развеселить ее сейчас, но, не будь его рядом, она бы окончательно пропала.

Они прошли мимо массивных стволов двух альпийских пихт, и к ним оттуда, где секунду назад его не было, шагнул навстречу Девкалион. Встретились они в луче света.

– На сей раз все закончилось навсегда, – сказал гигант.

– Мы и раньше так думали, – напомнил ему Майкл.

– Но в этот раз не осталось ни тени сомнения. Ни единой. Я чувствую, как меня… отзывают. Я должен был понять после Нового Орлеана, что, если все на самом деле закончится, мое путешествие в этом мире тоже подойдет к концу.

– А теперь? – спросила Карсон.

– Оно заканчивается даже сейчас, – ответил он. – Я вернулся лишь затем, чтобы успокоить вас, сказать, что Франкенштейн ушел в историю и ваши жизни больше никогда не соприкоснутся с его. Будьте счастливы и живите в покое. А теперь мне пора идти.

Майкл потянулся к его руке.

Гигант покачал головой:

– Я не пришел прощаться. Не существует такой вещи, как прощание навсегда.

Шахту света закрыла туча, поэтому тень легла на всех.

Девкалион сказал:

– До новой встречи, – и отвернулся от Карсон и Майкла.

Она ожидала, что он исчезнет на повороте, но на сей раз он не стал уходить в привычной для себя манере. Он зашагал сквозь утренние сумерки под деревьями, однако не исчез, словно тень в тенях. Вместо этого, по мере того как он удалялся в лес, Девкалион начинал сиять, вначале слабо, затем ярче, ярче, пока не стал сияющей фигурой, явлением из чистого свечения. Достигнув шахты света вдалеке, он вошел в нее, растворился – и пропал.

Спустя девять ночей после того, как Девкалион доставил в аббатство Святого Варфоломея фургон с детьми, через пять дней после отправки их в автобусе домой, вскоре по прошествии семи часов холодного октябрьского вечера брат Сальваторе, известный также как брат Костяшки, вышел во двор гостевого крыла и остановился там, глядя в ночное небо, на котором не сияли звезды. Снег начался ровно в семь. Брат Сальваторе долго стоял во дворе, не чувствуя холода.

* * *

В начале декабря было пять свадеб. Сперва предполагались отдельные торжества, но после 3 298 смертей городок Рейнбоу-Фоллс нужно было ободрить и мотивировать к продолжению жизни. Ни один человек не мог припомнить, кто первым предложил групповую церемонию и как все согласились. Священники разных вер договорились о том, каким образом пройдут все ритуалы, церковь была забита до предела, и две тысячи людей собрались на площади снаружи послушать трансляцию из портативных динамиков и разделить радость с новобрачными.

Салли был слишком стар для своей невесты, этот факт никто не отрицал бы, но ни один из его шаферов – ни Тревис, ни Брюс – не простили бы того, кто сказал бы это вслух. Никто не сказал. Все невесты были красивыми, но ярче всех Грейс и Эрика – невеста Эддисона Хока. А больше всего Салли понравился момент – помимо «согласна» от Грейс, – когда молодой Расти Биллингхем запел Коррине песню, которую написал для нее.

* * *

Как одного из героев – и очень колоритного, – мистера Лисса часто приглашали на интервью. Люди хотели платить ему за то, что он расскажет им свою историю, но он рассказывал бесплатно. И Намми из-за этого гордился стариком.

Они продали маленький бабушкин домик. Когда выяснилось, что мистера Лисса в свое время называли дипломированным общественным бухгалтером и что он надеется вернуться к этой работе, бабушкин адвокат, присматривавший за наследством Намми, перестал относиться к старику с таким подозрением. К тому же мистер Лисс действительно хорошо отмылся. Иногда Намми думал, что мистер Лисс почти уже не выглядит как мистер Лисс, а выглядит он как мистер Чипс в старом фильме про школу для мальчиков.

Поэтому вначале мистер Лисс отвез Намми взглянуть на теплое место с пальмами и всем прочим, и оно называлось Калифорния. Они остановились в маленьком мотеле, где Намми все было в диковинку, а потом мистер Лисс купил лотерейный билет. Он всегда говорил, что в бумажнике у него лежит выигрышный билетик, но это оказалось неправдой. Неудивительно. Однако мистер Лисс старался больше не врать, и в основном у него получалось. И ему не пришлось врать, когда новый билетик выиграл. Гигант в KBOW сказал Намми, что через пятьдесят дней все изменится, и оно изменилось, стоило мистеру Лиссу выиграть больше денег, чем Намми смог бы сосчитать за тысячу лет.

Мистер Лисс купил дом с видом на море. Они с Намми проводили много времени во дворике, разговаривая обо всем на свете, и это было здорово. Мистер Лисс купил Намми настоящую собаку вместо игрушечной, которая была у него раньше. Эта собака не разговаривала, если ее потянуть за кольцо на спине, но с ней было веселее, чем с игрушечной. А самое лучшее, наверное, это то, что мистер Лисс привез бабушкино тело из Рейнбоу-Фоллс и похоронил ее снова, на кладбище с пальмами, так близко, что теперь они могут навещать ее каждую неделю.

Во время скромной службы, когда бабушку хоронили во второй раз, мистер Лисс сказал такое, чего Намми не понял, а мистер Лисс не стал объяснять. Старик взглянул на гроб в ее могиле и промолвил:

– Мэм, я никогда не смогу в достаточной мере отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали. Никто за всю мою жизнь не делал для меня так много. Вся радость существования до конца моих дней – это ваша заслуга.

Намми совершенно ничего не понял, потому что бабушка умерла задолго до того, как мистер Лисс приехал в Рейнбоу-Фоллс. Она даже не была знакома со стариком. Но мистер Лисс говорил так искренне, что, когда он произносил слова, его глаза наполнились слезами.

Вот это и называется загадкой.

* * *

Когда пришли журналисты, Джоко решил, что в жизни снова будут одни палки. Палки, ведра и трости. Люди, бьющие его зонтиками. Он и представить себе не мог, что станет звездой телешоу для детей. Знаменитым по всей стране. «Прыгаем с Джоко!» А лучше всего было то, что они снимали в Рейнбоу-Фоллс. Привезли к нему студию. Не пришлось переезжать из милого маленького дома в Голливуд. Голливуд: «Бе. Фу. Гха-а-а. Гха-а-а. Кхе. Фе. Фа. Фу». И шапки! У него были сотни забавных шапок с бубенчиками, одна лучше другой! Он жил с Эрикой и Эддисоном, а еще с принцессой Крисси, и всегда будет жить. Но у него появился первый в жизни лучший друг, который был еще и продюсером и режиссером его звездного телешоу. Сэмми Чакрабарти! Телегений! Пятьдесят восемь килограммов восхитительных идей! Сложно поверить, что Джоко когда-то был опухолью. Жил в канализации. Ел мыло. Жизнь – странная штука. И замечательная.

* * *

В марте следующего года, выключая прикроватную лампу, Карсон сказала Майклу: