— Нет, еще спину бы потянула. Но вот же досада. Он всего две минуты тут пролежал.

— Три года. Четыре.

— Неважно. А эти полосы на стенах. Ты знаешь, что пачкаешь стены своими плечами и жирными бедрами? От тебя одна грязь, Эл. Даже когда ты ешь апельсин, вся стена задрызгана. Это омерзительно. Мне стыдно жить здесь.

— Во власти торговцев сараями, — добавила Эл. — О боже, боже, боже.

Сначала она не поняла, кто говорит, но потом узнала голос миссис Макгиббет. Она шаг за шагом выпихала Колетт на кухню и утешила бисквитным пирогом из микроволновки, с горячим джемом и двойной порцией сливок.

— Ты правда думаешь, что я стану это есть? — возмутилась Колетт и тут же смела все, как голодный пес.

Они легли спать, уютно подоткнув одеяла. Но Элисон снились клацающие челюсти и деревянные времянки. В которых жили Блайто, Гарри и Серена.

Около двух часов ночи. Темнота. Колетт проснулась от крика птиц в саду. Она лежала и страдала под одеялом, пока птичий гомон не сменил шелест волн, набегающих на галечный берег. А за ним — щебет, скрип и писк. Как же это называется? Ах да, тропические леса. Она задумалась, а как вообще выглядит тропический лес? В школе мы этого не проходили.

Она села, сгребла подушку и ударила по ней кулаком. За стеной продолжалось карканье и чириканье, пищали странные ночные птицы, шуршал подлесок. Она снова легла и уставилась в потолок — в то место, где должен был быть потолок. Джунгли, подумала она, вот что мы проходили; но теперь их называют по-другому. Зеленая змея петлей свисала с ветки и улыбалась ей в лицо. Она разворачивала свои кольца, падала, падала… Колетт снова уснула. Она проснулась по малой нужде. Чертова кассета Эл для релаксации дошла до музыки водопада.

Она встала, в каком-то оцепенении пригладила рукой волосы. Теперь она видела очертания мебели, за шторами светил яркий свет. Она заползла в уборную и облегчилась. На обратном пути Колетт выглянула в окно. Полная луна сияла над «Балморалом», серебря инеем односкатную крышу.

По лужайке бродил мужчина. Нарезал круги, словно зачарованный. Она задернула шторы. Она уже видела его прежде, быть может, во сне.

Колетт снова легла. Водопад уступил место музыке китов и дельфинов. Она качалась в колыбели морской пучины и засыпала все крепче.

В пять утра Эл спустилась вниз. У нее крутило живот; случалось время от времени. Она могла съесть что-нибудь банальное, но внутренности говорили ей, нет-нет, это не годится. Она подняла жалюзи на кухне и, пока таблетка соды шипела в стакане, выглянула на улицу, поверх деревянной изгороди, окутанной перламутровым светом. Что-то двигалось, какая-то тень на лужайке. Вдали тарахтел фургон молочника, поблизости ранний бизнесмен с лязгом хлопнул георгианской дверью своего гаража.

Элисон отперла дверь кухни и вышла на улицу. Утро было свежим и влажным. Где-то на другом конце квартала йодлем завывала автомобильная сигнализация. Мужчина на лужайке был юн, бледен до синевы и зарос темной щетиной. Шерстяная шапка, натянутая по самые брови. Большие кроссовки оставляли следы на росе. Он увидел Элисон, но почти не сбился с шага, только поднял два пальца ко лбу в знак узнавания.

— Как тебя зовут? — молча спросила она его.

Он не ответил.

Все нормально, скажи Эл, не робей. Существо стыдливо улыбнулось и продолжило кружить.

Она подумала, если хочешь, назовись вымышленным именем. Я же должна как-то к тебе обращаться, чтобы мы смогли жить вместе. Она подумала, вы только посмотрите на него, только посмотрите! Ну почему мне вечно достаются проводники, не умеющие одеваться?

Однако была в его поведении какая-то застенчивость, импонировавшая ей. Она стояла, дрожала, ждала, пока он заговорит. Вдалеке прогрохотал поезд Хэмпшир—Лондон. Она обратила внимание, как нежно он встряхнул утро; свет разлетелся вокруг нее на кремовые крупинки, тронутые золотом, и снова успокоился. Солнце выползало из-за края «Роднея». Она моргнула, и лужайка опустела.

Колетт, наливая себе в половине девятого апельсиновый сок, заметила:

— Эл, не смей есть два тоста.

Колетт следила за ее диетой — новое увлечение.

— Один?

— Да, один. С капелькой — капелькой, не больше — низкокалорийного маргарина.

— И капелькой джема?

— Нет. Джем нарушит тебе весь обмен веществ. — Она потягивала апельсиновый сок. — Мне приснилось, что на лужайке был мужчина.

— Правда? — нахмурилась Элисон, прикрываясь крышкой хлебницы, словно щитом. — На лужайке? Прошлой ночью? И как он выглядел?

— Не знаю, — призналась Колетт. — Я едва не пошла будить тебя.

— Во сне?

— Да. Нет. По-моему, я думала, что мне снится, будто я бодрствую.

— Обычное дело, — сказала Эл. — Такие сны постоянно снятся людям с паранормальными способностями.

Она подумала, мне приснились те грузовики у дома, и одеяло в кузове одного из них, и под одеялом — что? Во сне я зашла в дом, легла досыпать, и мне приснился сон во сне; мне приснился зверь, напряженный, дрожащий всем телом; он трясся от жадности, пожирая человеческое мясо из миски. Интересно, уж не становишься ли ты медиумом, Колетт? Она не стала говорить это вслух.

— Когда я сказала, один кусок хлеба, — заметила Колетт, — я имела в виду кусок нормального размера, а не ломоть в два дюйма толщиной.

— А. Ну так предупредила бы.

— Своей головой думать надо. — Колетт прыгнула через кухню и бросилась на Эл. — Я покажу тебе, сколько можно отрезать. Дай мне хлебный нож.

Эл отпустила нож. Неохотно. Они с ножом были друзьями.

Тот день они посвятили саду. Новые подрядчики принесли схемы и рассчитали стоимость дизайна. Они собирались построить нечто среднее между небольшим фонтаном и прудом. К тому времени как Колетт сбила цену на пару сотен фунтов, она и думать забыла о беспокойной ночи, и настроение ее, как и сам день, было солнечным.

Когда мужчины ушли, Мишель поманила ее к изгороди.

— Рада, что вы наконец-то решили заняться садом. А то он как бельмо на глазу был, такой голый. Кстати… не знаю, стоит ли говорить… Эван сегодня утром видел мужчину у вас в саду. Эван решил, он пытался залезть в сарай.

— Вот как. Кто-то знакомый?

— Эван никогда его раньше не видел. Он позвонил вам в дверь.

— Кто, мужчина?

— Нет, Эван. Но вы, должно быть, обе прохлаждались в сонном царстве. Эван сказал, они меня не слышат. Везет некоторым, сказал он.

— Преимущества, — согласилась Колетт, — бездетной жизни.

— Эван сказал, у них боковые ворота не запираются. А ведь они — две одинокие женщины.

— Я куплю замок, — бросила Колетт. — И, учитывая, что чертовы ворота пяти футов высотой и любой человек, если только он не карлик, может перепрыгнуть через них, пущу по верху колючую проволоку, как по-твоему, хорошая мысль?