«Пастор» забыл про кисель в штанах и развеселился. Эта процедура ей и понаслышке неведома. О пуле она и не думала. Пуля была закатана в конец патрона, но эта дура даже не знала, что она там находится.

И пуля полетела в сторону с опустевшей оберткой. Да, много вреда принесет такой выстрел…

«Пастор» встал и отряхнулся. Селена вцепилась в шомпол, уронила его, подняла, снова уронила. Схватила другой патрон, разорвала, рассыпала порох по столу и по стволу, по рукояти. Потянулась за третьим. Как плохой кок, посыпающий мукой кособокий пирог.

Конечно же, Пастор оказался прав в своих предположениях. Селена не имела представления о том, как заряжать пистолет. Откуда бы ей это знать? Рабов на плантациях не обучают пользоваться оружием. Как стреляет пистолет, она видела лишь однажды, когда в пивнушке Чарли Нила Флинт удовлетворил Этти Болджера, Да ее и не интересовало оружие, она никогда не просила показать, как это делается. А когда команда «Моржа» «работала», она сидела внизу.

Селена слышала, конечно, что такое порох, кремень, курок… Вот и пыталась на ходу сообразить, что к чему.

— Селена, дражайшая, я был о вас лучшего мнения, — вкрадчиво завел «пастор», подкрадываясь к ней поближе. — Вы меня разочаровали, обратившись к Сильверу. Он конченый тип, уверяю вас.

— Он в сто раз лучше тебя!

— Если бы вы прыгнули, течение снесло бы вас. Здесь очень сильное течение.

. — Заткнись!

Селена завершила сложную процедуру. Она вскинула пистолет и направила его в лицо «пастора» Смита.

— Стреляю!

— Чем, дорогая? Стреляют пулей, а пули у вас нет. И полка без пороха.

— Убью!!!

«Пастор» мрачно ухмыльнулся. Снял очки.

— Слушай, хватит нести чушь. Я тебя сейчас выпорю, а потом оттрахаю, а ты будешь паинькой, если не хочешь, чтобы тебя рыбки кушали. Поняла?

Она нажала на спуск. Ничего.

— Надо взвести вот это. — «Пастор» протянул палец и коснулся кремня. Она смачно щелкнула кремнем.

— А вот эту хреновинку надо притянуть к этой фиговинке, — учил Смит, указав на огниво.

Еще панический щелчок.

— Ну, а теперь пали на здоровье. — И Смит коснулся потным носом дула пистолета.

Щелк! Кремень выдал положенные искры, но выстрела не последовало.

— А-яй! — «пастора» понесло. Бравируя, лихой воин захватил зубами дуло пистолета, а правой ладонью сжал левую грудь Селены. О-о-о-о! Как будто гальванические силы пронзили его руку, мгновенно добежав до штанов и зарядив его лучшего друга электрической энергией.

Щелк! Щелк, щелк, щелк! Селена отводила курок и безрезультатно нажимала на спуск.

«Пастора» распирало блаженство. Он сжал и вторую грудь. Ах, добрые старые времена!

Щелк! Щелк! Щелк! И ничего. Ведь замок нуждается в доброй щепотке пороха на полке, чтобы поймать искры от кресала и послать вспышку через крохотную затравочную дырочку к главному заряду, который и отправляет пулю по назначению. Но ни требуемой щепотки, ни пули не было в пистолете Селены.

Однако пороху-то Селена не пожалела. Добрая часть трех патронов попала-таки в казенную часть ствола, где и скопилась кучей. Смит же своим несерьезным поведением, тряся ствол, когда болтал да содрогался от смеха, помог нескольким крупинкам вывалиться из затравочного отверстия на полку, где они, эти крупинки, и поймали искры, когда Селена очередной раз нажала на спуск.

Щелк! — прозвучал курок. Клик! — раздался кремень. Вжжж! — полетели искры. Вуфф! — крупинки; И — БУММ!!! — порох в стволе.

А пороха там было столько, что и пуля не нужна.

Физиономия Смита распахнулась, как кочан капусты. Кровь, разнесенные в мелкие клочки язык и щеки разбрызгались по каюте, поток раскаленных пороховых газов рванулся внутрь, круша трахею, бронхи и легкие, пищевод и желудок, мозг и уши. Из ушей, носа и жуткой каверны, образовавшейся на месте рта, повалил дым. Шипело жареное мясо пасторовой головы.

Но он не упал. Качаясь, Смит поднял скрюченные пальцы к тому, что только что было лицом. Глаза его вылезли из орбит. Месиво, в которое превратились легкие, извергло фонтан крови и слизи в попытке заставить отсутствующие голосовые связки издать крик. После этого он рухнул на спину, судорожно дергаясь, извиваясь, пенясь и булькая. На ногах он продержался лишь несколько секунд, но и это было чудом.

Селену от этого зрелища вырвало. Она отползла в угол, подальше от колотящего по палубе пятками и локтями Смита. Долго он умирал, долго и тяжко. Шума все описанное происшествие произвело столько, что нашлись желающие поинтересоваться, что же там, на корме случилось.

— «Пастор»! Кто палил? — В дверь стучали кулаками и сапогами. — Селена! Какого хрена! «Пастор» у тебя?

— Тащи лом, ломай люк, — пророкотал другой голос. — Или она его порешила, или он ее. Давай, живей!

Когда от двери посыпались щепки, Селена сделала то, что она хотела сделать, когда Долговязый Джон звал ее в лодку. Она прыгнула в воду и поплыла.

8 сентября 1752 года. Остров. Буксирная Голова. День.

— Книга мученичества Фокса! — чуть не пропел Флинт, наставительно задрав указательный палец к небесам. — Бот достойный друг моей юности, постоянный товарищ и советчик мой. — Он мечтательно вздохнул и тряхнул головой. — Подарена мне достойнейшим батюшкой на тринадцатилетие. Б этом возрасте, согласно Моисееву закону, мальчик становится мужем, а книга, мною помянутая, если верить моему паскудному батюшке, являет собою непоколебимый бастион славной нашей веры протестантской и сияющий меч в борьбе с антихристом, епископом римским. — Флинт повернулся к аудитории: — Подлинные слова этого козла, моего папаши. Что скажете на это, ребята?

— М-м, — ответили ребята.

Флинт вздохнул и запечалился, вспоминая о доброй старой книге.

— Лондонское издание 1701 года. Б двух томах инфолио, с сотнями ксилографий. Прекрасные иллюстрации, детальнейшие, проработанные. Что скажете?

— М-м.

— У нас еще две книги были в доме. Знамо дело, Библия. И «Пути пилигримов». — Флинт нахмурился. — Но, знаете, ребята, я с ними не связывался. Моя книга — «Фокс». И много часов я над ней просидел, счастливых часов. — Он расплылся в лучезарной улыбке. — Ну, признаюсь, я не столько ее читал, сколько картинки в ней рассматривал.

M-м.

Флинт укоризненно покачал головой.

— Вы не поверите, что я там видел, как я прозревал, как учился. Ах, сколько изощренных пыток существует на свете, вы не представляете! На какие только жестокости не способен человек во имя веры, какие страсти перенесли благословенные мученики! И все эти страдания запечатлены в книге Фокса с величайшей достоверностью. Козлы и дыба, кол и испанский сапог, щипцы и щипчики, крюки и крючочки, Декапитация,[63] иммурация,[64] экс-сангвинация[65] — слова-то какие — заслушаешься! А вытягивание кишок! — Он прищурился. — Гм… Вытягивание кишок. Видели когда-нибудь? Вороточком, потихонечку, полегонечку… Лебедочкой. Что скажете на это, ребята?