– Неужели грибы?

– Катя, шоколадные конфеты. Бутылку французского вина. Вручил со словами: «Пригласишь распить, когда будешь окончательно здоров». Долго рассказывал байки, но я сразу все понял. Паршивую овцу гонят из стада. Меня просили написать заявление об уходе. Понимаешь, даже не увольняют.

– Чем одно хуже другого?

– Ну как?! Увольнение придает ореол мученика, несправедливо обиженного, преследуемого, наказываемого.

– Человек, который уходит по собственному желанию, выглядит как принципиальный…

– Ерунда. Он выглядит как человек, которого унизили. Заставили. У нас же не верят в честность и благородство.

– И когда ты будешь писать заявление?

– Как только вернемся из этого славного похода. Будь он неладен…

– Что ты злишься – сам обрадовался, когда следователь этот эксперимент назначил.

– Сейчас мне представляется это пустой тратой времени. Лучше бы я работу искал!

– Ну, насколько я понимаю, с такой стремительной карьерой и таким опытом…

– Боюсь, здесь сыграет роль эта история. Побоятся связываться. История темная, следствие ничего толком сказать не может. Отмыться будет сложно. Хорошо, хоть газеты замолчали вовремя. Ладно, посмотрим. В конце концов, на свете множество дел, которыми можно заниматься.

Катя не знала, что сказать. Утешать бесполезно – можно было только поддержать и посочувствовать.

Яхта следовала тем же маршрутом, только остановки были кратковременными – Гектор важно сходил по трапу, долго обнюхивал кустики, а потом долго и стыдливо искал укромное местечко. Ему было кого стесняться – скучающие пассажиры яхты свешивались с палуб и смотрели на пса.

– Послушайте, вы своим людям скажите, чтобы они не глазели на собаку. Пусть, что ли, сами пойдут погуляют. А то я измучилась – вместо двадцати минут полчаса пса жду.

– А что, стесняется? – допытывался главный из «статистов».

– А давайте на вас поэкспериментируем? Вы будете стесняться? – парировала Катя. Впрочем, уже вечером людей на палубе было немного – ровно столько, чтобы присматривать за Катей.

– Ты поднималась на верхнюю палубу, где бассейн? – поинтересовался однажды Юра.

– Боюсь даже представить, что там делается.

– Что?

– Ну как? Почти клуб «Голубая устрица», помнишь «Полицейскую академию»? Это, конечно, учитывая, что «боссов» и «секретарш» изображают наши бравые попутчики.

– А, в этом смысле! – рассмеялся Юра. – Нет, там почти никого не бывает. Может, как-нибудь поплаваем?

– А тебе можно?

– Я постараюсь не утонуть. Но ты же рядом будешь?

– Конечно, буду, только вряд ли спасу, я плохо плаваю.

– Слушай, какая разница, можно вообще не плавать. – Юра оглянулся по сторонам, встретился взглядом сразу с тремя парами суровых мужских глаз и добавил: – Ребята они хорошие, наверное, но уж больно навязчивые. Мы с тобой даже поговорить толком не можем.

Катя выдержала хорошую паузу, вспомнила про свое сумасшедшее платье, висящее в каюте, и наконец ответила:

– Завтра после завтрака сразу туда. А если кто сунется, придется изобразить нечто, что их смутит.

– Я правильно понял? – Юра со значением посмотрел на Катю.

– Не знаю, что ты понял, но они мне тоже надоели, – сурово ответила она и уставилась на слегка пожелтевшие берега реки.

Почему мы все любим осень – так сразу и не скажешь. Наверное, потому, что во всяком завершении есть своя радость и своя грусть. А еще есть то, что позволяет заново пережить недавнее и совсем старинное – есть фатальная неизбежность. Ни зима, ни весна, ни лето не обладают этой магией – их наступление без привкуса сладкой обреченности, эти времена года как нечто решительное и стремительное, не терпящее долгих раздумий. И только осень, наступающая исподволь, сладкая в своем разочаровании и подчас горькая в своих итогах, неожиданно дарит то, что так необходимо человеку, – желаемое одиночество и благотворное бездействие…

– Осенью ничего никогда не случается. Осень – время покоя. Ты не замечал этого? – Катя только что вылезла из бассейна и теперь пыталась согреться, завернувшись в большую махровую простыню.

– Я никогда об этом не думал. – Юра сидел на бортике и, не обращая внимания на прохладный ветер, болтал ногами в воде.

– Точно, точно. Я вот вспоминаю – все события происходили либо зимой, либо летом. Реже весной, и никогда ничего не происходило осенью. Время без людей, событий, чувств.

– Ну, чувства – это такое дело… Иногда и не ждешь, а они тут как тут…

– Это правда, но все же есть готовность, есть предрасположенность… Осенью ее не бывает. Во всяком случае, у меня. – Катя посмотрела на Юру. – Ты не хочешь все-таки одеться? На улице как раз та самая осень.

– Почти. Еще тепло. – Юра ловко поднялся и устроился на соседнем шезлонге.

«А он молодец, видно, что еще плечо и рука болят, но плавает и гимнастику делает. А свежий воздух творит чудеса. Исчезла бледность, пропали круги под глазами. Появился румянец и даже загар. Вот он – тот самый Юрий Спиридонов, которого я увидела впервые здесь же». Катя вдруг обнаружила, что ее отношение к раненому изменилось.

– Пожалуй, я пойду. Надо Гектора выпустить из каюты. К бассейну его же нельзя подпускать. Имеет страсть к воде. – Катя поднялась с независимым видом и, завернувшись в махровое полотенце, как в тогу, удалилась. Она видела удивленный взгляд Юрия, уловила его желание остановить ее, но поспешила. «Так, надо некоторую дистанцию соблюдать, а то получится, что на шею вешаюсь!» – с женской «последовательностью» решила Катя.

Утро следующего дня выдалось таким теплым, что соблазн быть облаченной в шифон одержал верх над женской решимостью «застегнуться на все пуговицы». «В конце концов, последние летние дни, теперь уже до следующей весны такое не наденешь. И потом, зачем я его покупала?! – думала Катя и, стараясь не передумать, вертелась перед зеркалом. – Если я надену «балетки» и наброшу на плечи какой-нибудь шарфик, то Гектор будет совсем неуместен. Но здесь его не оставишь, поэтому буду стараться идти медленно, прогулочным шагом. А то женщина в длинном платье, бегущая с собакой на поводке, – зрелище комичное». Впрочем, она себе понравилась – кто-то тонкий, воздушный и нежный смотрел на нее из зеркала.

– Катерина! Мы вас только ждем! – в дверь постучал один из сотрудников полиции.

– Иду, – ответила Катя и душистым облаком выплыла из каюты. Опережая ее, во всю прыть кривых высоких лап проскакал Гектор.

– Он – с нами?

– Да, – вздохнула Катя, – так велел следователь, хотя я бы сходила в ресторан без собаки. Он жрет все подряд, включая занавески и салфетки.

– Ну, в город мы поедем на машине – сказали, чтобы Юрия Алексеевича пешком не гоняли, здоровье еще не то у него. Так вот, собаку можно посадить в другую машину.