Я остановила ее. Мне не хотелось, чтобы Сабрина копила новые обиды. Я сказала:

— Сабрина очень огорчена. Она больше не будет делать подобных вещей.

— Нет, буду, — сказала Сабрина, сурово глядя на Эмму.

Я сняла с нее шляпу и взъерошила ей волосы.

— Нет, ты не должна этого делать, — сказала я. — Переоденься, дорогая. Нам пора за уроки.

Я учила Сабрину сама. Мы решили, что гувернантку можно нанять позднее.

Нэнни Керлью взяла Сабрину за руку и повела ее к спальне.

— У тебя будут хлопоты с этим ребенком, Кларисса, — сказала Эмма.

— Я справлюсь, — ответила я.

— Она должна бы быть благодарной. Ведь ей предоставили кров.

— Я не хочу, чтобы она так думала, — ответила я быстро. — Я хочу, чтобы она воспринимала этот дом как свой собственный, как родной.

— Ты портишь ее. То, что она сделала прошлой ночью, было по-настоящему зловредно.

— Это всего лишь озорство. Нэнни Госуэлл сказала:

— Нэнни Керлью наказала Сабрину. Она не получит сегодня клубничного варенья.

— Не получит варенья! — воскликнула Эмма. — Что это за наказание! Оно только вдохновит ее на новые шалости.

Я не хотела спорить с Эммой и поэтому вышла.

Жанна пошла со мной.

— А кто она такая, чтобы говорить Сабрине о предоставленном крове, а? Объясните мне это. Что это за госпожа Эмма, а? Славный видок бы она имела, если бы этот кров не был предложен ей самой.

Я молчала и не спорила с ней. Она только сказала то, о чем я думала сама.

Позже в тот же день я пошла погулять в лес с Сабриной. Мне хотелось объяснить ей, что она была бы гораздо счастливее, если бы не ссорилась с людьми. Я не ссылалась на случай с картами, так как чувствовала, что мы уже достаточно поговорили об этом. Но она должна была понять, что нужно стараться помогать людям, а не раздражать их.

Сабрина веселилась, бегая и собирая колокольчики. Они казались нежной туманной синевой под деревьями. Приближалось лето.

— Когда наступит теплая погода мы устроим в лесу пикник, — сказала я. Тебе это понравится, правда, Сабрина?

— Правда.

Потом мы затеяли игру: называли вещи, которые хотели бы положить в корзину для пикника, а затем проверяли память друг у друга, вспоминая их в том же порядке. Сабрина любила такие игры и вкладывала в них много энтузиазма, тем более что она неизменно выигрывала. Смеясь, она поправляла мои ошибки и в эти моменты была обычным счастливым ребенком.

Мы пришли к долиновой дыре. Это была одна из искусственно вырытых в доисторическое время ям, которые были обнаружены в Кенте и в Эссексе. Она находилась примерно в трех четвертях миль от дома. Сабрину всегда притягивала это место, и я заставила девочку поклясться не подходить к ней слишком близко. Помня о несчастном случае на льду, она обещала, и я не сомневалась, что она не нарушит данного мне слова. Но ноги сами вели ее к яме, и она, бывало, стояла поодаль, рассматривая яму с благоговейным страхом.

— Зачем ее сделали? — спросила она.

— Мы не знаем. Прошло слишком много времени. Может быть, в ней прятались от врагов. В то время постоянно воевали. Или она служила для хранения продовольствия.

— Но как туда спуститься?

— Должно быть, существовали какие-то приспособления.

— Как лестница у Джейкоба.

— Возможно.

— Насколько глубока яма?

— Говорят, очень глубока. Я не думаю, чтобы кто-либо когда-либо спускался туда.

Тогда Сабрина сделала то, что делала всегда: она подобрала камень, бросила в отверстие и застыла, прислушиваясь. При падении камня на дно не раздалось никакого звука, и это внушало доверие к рассказам о том, что у ямы нет дна.

— Она идет прямо вниз и вниз, к центру земли, — сказала Сабрина.

— Поэтому будь осторожна и обещай не подходить слишком близко.

Она кивнула и попятилась.

Неделя за неделей проходили спокойно, и я надеялась, что случай с картами оказал хорошее воздействие на Сабрину. Единственным, кто сердился на нее, была Эмма, но Сабрина не слишком обращала на нее внимание.

Она проводила со мной много времени, и казалось, что ее предубеждение к Лансу проходит. По-моему, он начинал ей нравиться. Она считала, что Жан-Луи глупый ребенок и что Нэнни Госуэлл любит его до безрассудства. Она любила Нэнни Керлью, которая хладнокровно относилась к ее проделкам, и уважала свою няню за это.

Несомненно, мы с Сабриной становились все ближе Она учила со мной уроки и была при этом сообразительной и прилежной. Ей не хотелось получить гувернантку, и она старалась доказать мне, что я могу учить ее гораздо лучше, чем кто-либо другой. Самое горячее ее желание заключалось в том, чтобы я проводила с ней как можно больше времени; тогда Сабрина была счастлива.

Теперь ее прегрешения бывали очень нечасты — маленькие вспышки озорства, например, запирание Жан-Луи в кладовке, куда Сабрина заманила его обещанием угостить пирожками с голубятиной. Когда мы все старательно искали малыша, она повинилась в содеянном. Мы нашли Жан-Луи крепко спящим на полу после чрезмерного употребления пирожков.

— Он так любит хорошо поесть, — сказала Сабрина ироническим тоном, — что я подумала, как славно было бы запереть его там, где много еды.

— Он мог объесться и заболеть! — негодующе воскликнула Нэнни Госуэлл.

— Тогда это послужило бы ему хорошим уроком, — сказала Сабрина сурово.

— Есть еще кое-кто, кому не помешает урок, — парировала Нэнни Госуэлл.

Нэнни Керлью сказала, что без наказания не обойтись, и Сабрину послали в постель. Я зашла к ней, когда подошло время спать, и застала ее за чтением.

— Мне нравится, когда меня посылают в постель, — сказала она благодушно.

Я попыталась ей объяснить, как мы все беспокоились о Жан-Луи. Сабрина обвила руками мою шею и сказала, что вовсе не хотела тревожить меня, а думала только о старой тете Эмме, которой не вредно побеспокоиться, потому что она отнимает у меня Ланса при помощи этих дурацких старых карт.

Не было никакого сомнения в ее любви ко мне; что касается меня, то она удовлетворяла потребность моей натуры в детях, которую мой брак далеко не удовлетворял.

Был и другой случай — снова с картами. Мы уже отобедали, и как раз в тот момент, когда наши гости собирались идти в комнату для игры, на лестнице раздался шум и появилась Сабрина. Она оделась в одной из моих наиболее изысканных платьев, которое свободно висело на ней и волочилось по полу. И это шило еще не все: она нарумянила щеки кармином, густо напудрила лицо и приклеила мушку на подбородок. На ней были мое изумрудовое ожерелье, брошь и безоаровое кольцо.