Полет до острова занял почти два часа. Все это время Хьюстон дремал в салоне, убаюканный шумом радиопомех и голосами пилотов, доносившихся из кабины. Он был спокоен. Несмотря на кажущуюся простоту задания, он понимал, чем оно может обернуться, хотя вполне осознавал свои возможности и силы. Несомненно, будет трудно, но не труднее, чем в прошлые разы. Обязательно все пойдет наперекосяк, но и с этим он тоже умел бороться.

Были моменты, когда он искусственно пытался вызвать в душе тревогу, стараясь предвидеть и обыграть все возможные повороты событий. Тревоги не было. Было лишь безразличие и легкое нетерпение – поскорее начать.

Хьюстон впал в состояние человека, который не мог без войны, который не мог сидеть, сложа руки, и бездействовать. Порой Хэнс боялся, что это не покинет его, и он так и останется вечным воякой. Но на другой чаше весов была иная жизнь в мире и покое, с любимой женщиной, и эта чаша перевешивала все доводы, которые набирались в пользу кровопролития.

– Десять минут до выброски, – крикнул пилот. – Будь наготове, чтобы мне не пришлось делать дополнительный круг.

В этот миг что-то просвистело за бортом корабля.

– Что это за херня? – послышалось из кабины, и Хэнс почувствовал, как транспорт стал сбрасывать высоту.

– Все в порядке? – поинтересовался он.

– Да, все в норме, – ответил пилот. – Придется снизиться. Не знаю, палят по нам специально или это шальные пули, но осторожность не помешает.

По ту сторону окна показались верхушки деревьев, выглядывающие сквозь дымовую пелену. Лес быстро кончился, уступив место равнине, усеянной скальными образованиями и разрезанной пополам широкой речкой все того же грязно-зеленого цвета.

Снова послышался свист, и что-то чиркнуло по обшивке челнока. Хьюстон слез с кресла и разместился между сиденьями. Сквозь иллюминатор было видно, как красные полосы периодически прочерчивают небо, с шипением попадая в воду и вгрызаясь в почву.

– Что это такое, черт побери? – негодовал один из пилотов. – Метеориты?

Снова стук по обшивке, потом частая дробь, словно стреляют из пулемета. Очередной «снаряд» ударил в окно. Иллюминатор треснул, но не разбился. На корпусе появилось несколько вмятин. Запищал сигнал тревоги на приборной панели в кабине. Пилоты дружно зачертыхались.

Пригнувшись, Хэнс направился к ним, чтобы разузнать, в чем дело. Те вели себя относительно спокойно, продолжая, однако, материться. Хьюстон бросил взгляд сквозь лобовое стекло.

Транспорт снизился настолько, что было видно рябь на поверхности достаточно широкой реки. С неба валились обломки. Судя по их скорости, падали они прямо с орбиты. Сначала единицы, потом десятки, затем настоящий огненный дождь. Пилоты заметно занервничали.

– Надо слегка изменить курс, – предложил Хьюстон. – Не ровен час…

В этот момент из облаков выпал огромный звездный крейсер. Кому он принадлежал, людям или Сообществу, трудно было определить. Звездолет, объятый пламенем, в компании тысячи мелких и десятка крупных фрагментов собственного тела с ужасающим грохотом ударился о поверхность планеты. Тонны земли взлетели в воздух. Редкие деревья, словно щепки, разбросало во все стороны. Река выплеснулась из берегов. Все утонуло в пыли, грохоте и пламени. Челнок затянуло в воздушную воронку, создаваемую падающим кораблем, закрутило и швырнуло в самое пекло.

Пилоты не успели даже среагировать. Да и выровнять транспорт на столь малой высоте было просто невозможно. Вылетев из облака пыли и дыма, он зацепил дюзами землю и кувыркнулся.

Хьюстона отбросило назад. Челнок, перевернувшись несколько раз, развернулся и ударился носом об выступающую из равнины скалу. Хэнс полетел вперед, навстречу осколкам лобового стекла, мгновенно заполнившим воздух салона. Сиденья сорвало с креплений. Корпус транспорта сморщился словно гармошка. Иллюминаторы лопнули, боковая дверь борта оборвалась и вылетела наружу.

От неминуемой смерти Хьюстона спасло размазанное по передней панели тело одного из пилотов. Оно смягчило удар, хотя Хэнс влетел в него достаточно неудачно. Рука выскочила из плечевого сустава, грудную клетку с поломанными ребрами сдавило, дыхание сбилось. Кроме этого он зарядил собственным коленом себе по зубам. Голова наполнилась гулом, а рот привкусом металла.

Наступила тишина, нарушаемая лишь хлопками вылетающих из-под разбитой панели искр.

Где-то из-под обшивки раздался свист, и салон наполнился едким запахом окислителя: пробита топливная трубка, и вещество под давлением вылетает в атмосферу, распыляясь внутри корпуса челнока.

Не помня себя от шока и повинуясь лишь одним инстинктам, Хэнс выбрался из кабины. Двигаясь словно во сне, он прошел вглубь искореженного салона. Вытащил из-под сорванных сидений чехол с «Годзиллой». В три шага добрался до вывернутой двери и вывалился наружу. Силы мгновенно покинули его. Превозмогая себя, он поднялся и быстро, насколько возможно, стал удаляться от разбитого транспорта.

Пары топлива воспламенились с громким хлопком и выбросили все мелкие обломки из челнока сквозь выбитые окна. Потом рванули баки, разворотив корпус и раскидав его останки по округе.

Хьюстон, сбитый взрывной волной, повалился лицом вниз. Подняться на ноги он уже не мог. Прежде чем отключиться, он услышал еще несколько взрывов – это воспламенились остатки горючего в дюзах и топливной развязке.

Сознание возвращалось медленно. Появилась боль во всем теле, гул в голове, вкус крови во рту. Хьюстон попытался встать, но вывихнутое плечо, со щелчком вставшее на свое место, повалило его обратно на землю приступом новой боли.

Постепенно реальность наваливалась на него всей своей чудовищной массой. Хэнс вспомнил, кто он, где и зачем. Он прислушался к своему организму. Конечности, вроде, целы. Грудная клетка ноет, как никогда, но, похоже, новых переломов нет. Зубы тоже на месте, хотя челюсть сводит от каждого движения.

Что еще нужно для выполнения задания? Только удержаться на ногах.

Спустя несколько минут и окончательно придя в себя, Хэнс все же смог подняться. Останки челнока еще горели, распространяя вокруг себя резкий запах горящего пластика. Вся равнина была затянута дымом. Со стороны реки доносились звуки боя, сопровождаемые каким-то неясным гулом.

Подобрав «Годзиллу», Хьюстон, потоптался немного на месте, привыкая к твердой почве, постоянно пытающейся выскользнуть из-под ног. Затем, шатаясь, направился к источнику шума, взвалив оружие на плечо. Винтовку найти не удалось, оставалось надеяться лишь на пистолет. Хэнс автоматически проверил ствол – обойма полная, плюс еще одна за поясом. Все же лучше, чем ничего.

С каждым шагом самочувствие улучшалось, возвращалось желание бороться, а вместе с ним совершенно непонятная, необоснованная, но уже привычная злоба. Желание убивать, казалось, привитое Хэнсу на генетическом уровне, проявляло себя все сильнее. Какие-то гуманистические соображения давно уже отошли на второй план. Любое действие, направленное на прекращение войны, рассматривалось только с позиции устранения причин, то есть уничтожения любой из сторон. Но Хьюстон не мог прекратить кровопролитие, проливая кровь сам. Он зашел в тупик. Идея, за которую он боролся, потеряла форму и стала противоречить его убеждениям. Поэтому он решил оставить эту, никому кроме него не нужную борьбу, ради собственного будущего.