Руки ее сжались в кулаки, а затем раскрылись, она растопырила пальцы поверх одеяла, снова сжала их, и еще раз, и еще. Снова голос Элис. И мужской хохот, смеялись над какими-то словами Элис. Айлин резко вскочила на ноги. Схватила со спинки стула стеганый желтый халат и сунула руки в рукава. Сбегая по лестнице, она небрежно завязала пояс. Кухонная дверь в конце коридора была закрыта, свет за нею горел, в воздухе витал тяжелый сладковатый запах дыма. Она взялась за дверную ручку. С той стороны слышался голос Элис: Я не знаю, но не месяцы. Айлин открыла дверь. В полутемной кухне было жарко, Элис сидела с одной стороны стола, а с другой, у стены – Феликс и Саймон, один передавал другому косяк. Все они настороженно и с изумлением уставились на Айлин, застывшую на пороге в своем халате. Она бесшабашно им улыбнулась. Можно к вам? – спросила она.

Конечно, ответила Элис.

Отодвигая стул и присаживаясь, Айлин спросила: О чем разговор?

Феликс через стол протянул ей косяк. Элис сейчас рассказывала нам про своих родителей, сказал он.

Айлин коротко затянулась и выдохнула, кивнув, было заметно, что она очень старается выглядеть веселой.

Ну, тебе уже все известно, сказала Элис. Ты с ними встречалась.

Ммм, сказала Айлин. Сто лет назад. И на чем вы остановились?

Повернувшись к остальным, Элис продолжила: С матерью на самом деле легче, потому что они с моим братом удушающе близки. А меня она так и так никогда особенно не любила.

Да? – сказал Феликс. Забавно. Моя мама любила меня. Я был ее золотым мальчиком. Грустно, что в итоге я вырос таким неудачником. Но она души во мне не чаяла, бог знает почему.

Ты не неудачник, сказала Элис.

Обращаясь к Саймону, Феликс сказал: А у тебя как? Ты был маминым любимчиком?

Ну, я единственный ребенок, ответил Саймон. Конечно, мать очень любила меня. В смысле любит. Он крутил стоящий на столе бокал вина. Но это не самые простые отношения, добавил он. Думаю, порой ей за меня неловко, а порой она из-за меня расстраивается. Например, из-за моей карьеры, из-за моих решений. У ее друзей дети мои ровесники, и они врачи или юристы, у них уже у самих дети. А я просто помощник депутата и одинок. Но я не виню свою мать, что ей за меня неловко. Я и сам не знаю, что с моей жизнью происходит.

Феликс коротко кашлянул и спросил: Но у тебя ведь довольно важная работа?

Саймон в ответ посмотрел так, словно вопрос застал его врасплох, и ответил: Боже, нет. Нисколько. Хотя я не думаю, что для мамы важен статус. Уверен, она была бы рада, если б ее сын стал врачом, но не думаю, что я сильно разочаровал ее тем, что не захотел этого. Феликс передал ему косяк, и Саймон взял. На самом деле мы редко говорим по душам, добавил он. Знаешь, она не любит, когда все слишком серьезно, она лишь мечтает, чтобы все ладили. Наверное, я кажусь ей ужасным занудой. И меня это сильно огорчает. Он чуть-чуть затянулся и после выдоха продолжил: Стоит мне подумать о своих родителях – и я чувствую себя виноватым. Я просто неподходящий сын для них, но их не в чем тут упрекнуть.

Но и тебя не в чем упрекнуть, сказала Элис.

Айлин внимательно следила за беседой, стиснув челюсти и все еще слабо улыбаясь.

А у тебя, Айлин? – сказал Феликс. У тебя нормальные отношения с родителями?

Вопрос, казалось, удивил ее. Ну, сказала она. И, помолчав, продолжила: Они неплохие. У меня есть сумасшедшая сестра, которую они оба боятся. Когда мы были детьми, она устраивала мне тот еще адок. А в остальном они нормальные.

Это та сестра, что замуж вышла, сказал Феликс.

Да, та самая, сказала она. Лола. Она на самом деле не злая, просто немного истеричная. Ну и порой немного злая. В школе она была звездой, а я лузером. Буквально, у меня не было ни одного друга. Оглядываясь назад, я думаю, повезло мне, что я не покончила с собой, – одно время я постоянно об этом думала. Лет в четырнадцать, пятнадцать. Я пыталась поговорить с мамой, а она сказала не драматизировать, мол, все со мной в порядке. Тут она замялась, глядя вниз, на столешницу. Затем продолжила: Я думаю, я сделала бы это, когда мне было пятнадцать, если бы не встретила одного человека, который захотел со мной дружить. И он спас мне жизнь.

Саймон тихо сказал: Если это правда, я ужасно рад.

Феликс удивленно привстал. Что? – сказал он. Это был ты?

Теперь Айлин улыбалась более естественно, все еще бледная и осунувшаяся, но согретая воспоминанием. Ты же знаешь, что мы в детстве были соседями, сказала она. И когда Саймон вернулся из колледжа домой на лето, он помогал моему отцу на ферме. Не знаю зачем. Наверное, тебя родители заставили?

Негромко и шутливо Саймон сказал: Нет, кажется, я тогда только закончил читать «Анну Каренину». И хотел работать на земле, как Левин. Помните же, у него такие озарения случались, когда он траву косил и все такое, он даже в Бога в конце концов уверовал. Я уже не помню сейчас всех деталей, но идея была примерно такая.

Айлин хохотала, поправляя волосы руками. Ты правда работал на Пата, подражая персонажу из «Анны Карениной»? – сказала она. А я и не знала. Если уж ты был Левиным, то мы тогда были мужиками. Обращаясь к остальным, она продолжила: Вот так мы с Саймоном и подружились. Я была одной из крестьянских девочек, живших неподалеку от их семейного поместья. Саймон добродушно пробормотал: Я бы не стал это так преподносить. Айлин взмахом руки прервала его. И наши родители, понятное дело, знакомы, сказала она. У моей матери комплекс неполноценности перед мамой Саймона. Каждый год под Рождество Саймон с родителями заглядывают к нам посидеть, и перед их приходом весь дом начищается до блеска. И в ванную вешают специальные полотенца. Вот так вот.

Закуривая новую, откинувшись к стене, Феликс сказал: А что они думают об Элис?

Айлин посмотрела на него. Кто, мои родители? – спросила она. Он кивнул. Ну, сказала она. Они встречались пару раз. Они вроде бы не очень хорошо знают друг друга.

Улыбнувшись, Элис сказала: Они меня осуждают.

Феликс рассмеялся. Правда? – спросил он.

Айлин помотала головой. Нет, сказала она. Они не осуждают. Они просто плохо тебя знают.

Им никогда не нравилось, что в колледже мы жили вместе, продолжила