Из «газона» выбрался Лемке с пистолетом в руке.

– А! Это ты! Я думал все, нашли нас. Что-то ты быстро, – заулыбался он, – я не ждал тебя так рано. Смотрю, и транспортом новым обзавелся. Все? Ушатал братцев Сыдыковых?

– Нет, планы изменились. – Шал бросился к кабине. – Фань! Фань, где ты?!

Дверь открылась, и показалась заспанная мордашка девушки.

– Сто кличишь, Сталый? Узе плисол?

– Собирайся! Мы уезжаем!

– Э! Я не понял, куда это ты собрался? – возмутился Лемке.

– Домой. Вы можете взять «шишарик». Предлагаю сваливать сразу же, пока сюда не прилетела кавалерия Иргаша. Бензина вам хватит двигаться навстречу поезду определенное время. Ну а когда кончится, придется ждать на месте.

– Куда ехать, Сталый? В Алмата?

– Нет. Нефиг тебе там делать, едем в Луговой!

– Я не паеду!

– Поедешь, твою мать! – заорал Шал на девушку. – И не спорь! Старших слушать надо! Все! Забирай вещи и садись в «Камаз»!

Лемке обошел кругом новый автомобиль и вернулся к остальным.

– Мощный тарантас. Значит, домой собрался?

Он вдруг схватил за волосы выпрыгнувшую из кабины «шишиги» Фань и, притянув к себе, направил пистолет на Шала.

– Ни с места!

– Э! С дуба рухнул? – Шал дернулся, но остановился, увидев оружие.

Лемке, удерживая вырывающуюся девушку, опустил «макаров» и выстрелил в землю. Потом приложил горячий ствол к виску Фань.

– Я ее пристрелю, – процедил он, – не шучу. Ты поняла меня, желтуха лихорадочная? Попробуй что-нибудь выкинуть, типа как на переезде. – Он дернул Фань за волосы уже сильней. – И ты, Шал, не дергайся. И не рассказывай, как тебе пофиг все. Видел я в Шу, как ты за нее жопу рвал. Значит так. Сейчас садимся в этот прекрасный автомобиль и валим из Отара вдоль железки, как ты мне и предлагал. Навстречу поезду и солнцу. Эй, джигиты! – Он окликнул выбравшихся из кунга железнодорожников. – Стрелять умеете?

– Да. Конечно, – послышался нестройный хор голосов.

– Отлично! Двое в кузов на пулеметы, один в башню! И шустрее! Тез! Пока нас тут не повязали! Давай, Шал, будь так любезен, садись в машину. Не зли меня.

– Девушку отпусти!

– Не отпущу. Между нами поедет, в кабине. Как гарантия, что не начнешь опять размахивать руками и делать мне больно.

– Зачем тебе это надо?

– Потом узнаешь. Все, хорош базарить! – Лемке не выдержал и заорал. – В машину, я сказал!

Шал нахмурился, направился к «Камазу» и открыл дверь, наблюдая, как Лемке ведет притихшую Фань к машине. Во внутреннем кармане куртки лежал «ПМ», и сейчас был подходящий момент им воспользоваться, но он боялся за девушку. Вдруг промажет в сумраке. Железнодорожники, выполняя приказание дознавателя, быстро заняли указанные места. Заставив девушку подняться в кабину, Лемке забрался следом и заметил Мейрама.

– Это еще кто? Откуда пацан?

– От верблюда, сука!

– Ай, да и похрен! – Забрав с сидения автомат, Лемке поставил его между ног и закрыл дверь. – Че стоим? Кого ждем? Заводи давай уже. Погнали!

Шал тяжелым взглядом посмотрел на особиста, достал папиросу, неспеша прикурил и только тогда тронул машину с места. Убей он его сейчас, останутся свидетели. И пусть свидетели обычно долго не живут, лишний грех на душу, избавляясь от железнодорожников, брать не хотелось. Они тут ни при чем. От слова «совсем».

* * *

Как Степаныч и предполагал, зверь, утащив ягненка, ушел недалеко. Зачем тратить время, преодолевая лишнее расстояние, чтобы потом, когда проголодается, снова возвращаться к кормушке? Прийти в поселок, разломать кошару и задрать барана проще, чем ковырять твердую каменистую землю, пытаясь раскопать нору и добраться до суслика. Не факт, что получится. Суслик животное неглупое, хоть и мелкое, и жилье свое устраивает на достаточной глубине. Бывали случаи, что медведь и до шести метров рыл землю, убирая с пути пудовые камни, но останавливался, когда нора уходила под скалу, с которой он не мог справиться. А жерди кошары слабее камня, и мясо домашних животных добыть легче, чем диких.

Степаныч не зря охотился в горах много лет. Повадки тянь-шанского бурого были известны ему давно, и ущелье на южном склоне сопки, где тот устроил лежку, нашли быстро. Берлогу медведь обычно обустраивает с подветренной стороны, и чтобы не было входа с севера. Поэтому когда они подошли достаточно близко, он сам себя и выдал. Учуял людей и недовольно заворчал, только прогонять пришельцев желанием не горел. Ворочался в берлоге, но не выходил, надеясь отпугнуть голосом.

Кайрат сам вызвался лезть на уступ над расщелиной, где лежал медведь. Альпинистом никогда не был, и если совершит ошибку, стоящую жизни, будет только рад. Но то ли судьба была благосклонна, то ли неосознанно сам выбирал безопасный путь, но он забрался куда надо и скинул факел на берлогу, из которой медведь через пару минут выскочил в ужасе. Пока спустился, Степаныч с Бахытом уже застрелили зверя – против разрушительной силы «боло» мало кто устоит.

Целиком тушу тащить не стали, шкура оказалась усыпана блохами. Разделили на три части, распихали по пропиленовым мешкам и отправились домой. Мясо медведя полезно не только для организма, но и для сохранения поголовья домашнего скота, не надо лишний раз резать барана. И кроме того, пользуется спросом на рынке, пусть и дороговато. Правильно, не каждый может добыть богатый витаминами медвежий жир, способный помочь в борьбе с туберкулезом, – проще отдать за него несколько баранов или лошадь, если они, конечно, есть. Желчь тоже весьма полезна от истощения и прочих внутренних болезней. Словом, охота удалась. Не только избавились от мародера, но и при наличии коммерческой жилки за это могли получить некоторые барыши. По крайней мере, пару месяцев назад в Луговом добытых медведей хорошо сторговали.

Тропа вывела к стене цеха бывшей горно-обогатительной фабрики, чье здание было прямо у подножия сопки. Спустившись в поселок, наконец, разобрали звук, что отражался от склонов и разлетался по горам противной какофонией. Это выли собаки. Тоскливо и протяжно, как они воют, когда приходит горе. Степаныч вдруг напрягся, настороженно осматриваясь по сторонам.

Первое тело обнаружили недалеко от дома старой Карлыгаш-апы. Из травы у забора торчали стоптанные сапоги с истертыми каблуками. Колыбек-ага, невысокий круглый старичок по прозвищу Колобок, вцепился в землю скрюченными пальцами, повернув голову набок, и смотрел потухшим взором на покосившийся штакетник. Лужа крови под ним уже свернулась и покрылась блестящей черной пленкой. Сама Карлыгаш-апа лежала у крыльца, широко раскинув руки.

Степаныч отбросил мешок с мясом и помчался по улице. Спутники бросились следом, стараясь не отставать, но в переулке Бахыт свернул к своему дому. Кайрат притормозил немного, не зная, за кем бежать, но потом заметил, что старик остановился среди деревьев у санатория.