– Я бы не рассчитывал на чью-либо верность, – сказал я, поскольку не верил, что благодарность Мардека будет распространяться на человека, за чью голову назначена цела. – Ванко может оказаться гораздо полезнее.

Пока мы шли по улицам, я всматривался в прохожих, ища те глаза, которые задержатся на принце дольше, чем на мгновение. Его едва ли узнают, не многие заметят в нем присутствие королевской крови. А вот сборщику налогов едва ли понравится, что его план расстроил человек на костылях.

– Что, твои уши оглохли? Этот трусливый червяк говорил, что хочет продать ребенка! Он может сделать это в любой момент, прямо в этом грязном переулке.

Я толкнул принца в тень возле какой-то двери и закрыл его собой, пережидая, пока мимо нас проедут два дерзийца, внимательно вглядывающихся во всех прохожих.

– Ты совсем отупел, Ват, – зашептал я. – Твои глаза ничего не видят. Он защищал ее единственным оружием, которое у него было. Шишка на ее лбу причиняет ему больше боли, чем кровь на своем. – Я не сказал этого вслух, но знал, что синяк на лице девочки причинял боль и Александру. Он не забыл Ниамот.

Если у Александра и были какие-либо сомнения в серьезности намерений нового Императора, они исчезли, когда мы добрались до рыночной площади. Сначала мы не могли понять, почему вся вечерняя суета, связанная с едой, питьем, покупкой и продажей, заметна только в одной части площади. Разыскивая в толпе Совари и Малвера, мы дошли до невидимой границы, разделяющей рынок, и увидели.

На столбах висело не меньше двадцати человек. Трое из них выглядели отъявленными негодяями, клейменные, поротые. Они были повешены за шею как воры. Все остальные были знатными дерзийцами, некоторые в роскошных одеждах, словно их схватили на празднике или в храме. Все они были подвешены за ноги, носы и губы отрезаны, косы отстрижены и привязаны к языкам. Обычное издевательство над предателем. Почти все были мертвы. Голодные крысы уже спускались к ним по цепям. Но когда Александр двинулся вдоль ряда, не в силах оторваться от ужасного зрелища, мы услышали стоны нескольких людей с почерневшими лицами.

– Тосья, – прошептал принц, не обращая внимания на стражников, замерших по краям ряда и следящих, чтобы никто не смел помочь умирающим. – И еще Иов, Лорент… Святой Атос… – Лицо принца было совсем желтым в свете факелов. – Если ты хочешь послужить мне, Сейонн… Заклинаю тебя, прикончи их своей магией. Они достойные люди, все их преступление в том, что они верно служили мне.

– Не просите, мой господин… – Не в обычаях эззарийцев ускорять чью-то смерть.

Он вцепился мне в плечо мертвой хваткой.

– Ты слушал, когда убивали Гаспара и Фессу, ты прошел с ними весь их последний путь, потому что больше ты ничем не мог им помочь. Я не могу сделать меньше для своих воинов. Не могу оставить их в таком положении.

Все мое существо было против. Вмешаться, даже чтобы прекратить такую муку, означало лишить человека его последнего вдоха, последней мысли, последней надежды, пусть неосуществимой. Но я не мог позволить Александру задерживаться на этом месте. Мы одни застыли посреди пустынной части рынка, бросаясь в глаза, как нищие в дорогих шелках. Моя клятва… мои желания… мои надежды требовали, чтобы я спасал принца.

– Они мечтают о смерти, Сейонн. Они призывают ее. Мы должны.

Убийство. Какой жестокий способ облегчить страдания. Но я не мог излечить умирающих дерзийцев, не мог своей магией умерить их боль, никто не мог бы спасти их. Из множества смертей, которые были на моей совести, эти… дадутся мне без труда.

– Да простят меня боги, – прошептал я, выпуская мелидду.

– Дениссар сказал, что вы должны войти через задние ворота и ждать в оливковом саду, пока за вами не придут. – Совари говорил не поднимая глаз, подводя нас к стене дома Мардеков.

– Задние ворота? Ждать на улице? Ты сказал им, что речь идет об их правителе, а не о каком-то деревенском князьке?

Мы почти час прождали за поворотом спускающейся с холма дороги, пока Совари ходил сообщить Мардеку, что принц пришел поговорить с лордом Вассилем. Капитан изумительно ловко сумел убедить Александра, что будет весьма разумно предупредить лорда.

– Мой господин, – говорил капитан, – в это время даже передать сообщение не так-то просто. Я думал, что управляющего вот-вот хватит удар, когда сказал, что принес сообщение от законного Императора.

После того что мы видели на рынке, в этом не было ничего удивительного.

– Но потом он пошел доложить, и кто-нибудь более достойный вышел переговорить с тобой?

– Да, мой господин.

– Полагаю, мне следует быть благодарным уже за то, что не придется общаться с управляющим. – Александр знал, что его ждут унижения, однако после площади он сохранял мрачную сдержанность. Пока мы ждали, он вспоминал все, что знал о семействе Мардеков. Об их истории и состоянии, об их положении при дворе, даже о том, какие духи и драгоценности предпочитает любовница главы семейства. У него была поразительная память на подобные детали. – Полагаю, к тебе вышел какой-нибудь взволнованный младший дениссар.

Совари кивнул:

– Он тоже был очень испуган. Мой господин, то, что вы добрались до города, уже большая удача.

Александр засопел и хлопнул свою лошадь по широкой шее.

– Ладно, посмотрим, что еще омрачит эту удачу. После такого дня я не удивлюсь ничему. – Он старался говорить непринужденно.

Александра можно было вынудить прийти через задние ворота, но маскарада он больше не хотел. Он заплел косу, надел кольцо с печатью, снял балахон, скрывающий его меч и ногу в сапоге.

– Пусть видят, что я не веду двойной игры, – возразил принц, когда Совари предложил ему все-таки прикрыть больную ногу. – Я приду таким, какой есть. – Все равно ничто не могло скрыть синяк на подбородке, жалкую клячу, пропитанную потом рубаху, обрезанную штанину. Но любой внимательный наблюдатель догадался бы, что этот человек не всегда выглядел так.

Он приказал Малверу наблюдать за дорогой, а Совари поставил охранять задние ворота, стража с которых была отозвана на время его прибытия.

– Они думают, что я просто старый беззубый пес, которого можно впускать и выгонять, когда им захочется, – сказал Александр, пока мы ехали между кривых деревьев к месту, где ему велено было ждать. Оливковые деревья были в полном цвету и источали дивный аромат. Сквозь ветви виднелись освещенные окна каменного дома, который стоял на самом высоком холме в городе, чтобы свежий ветер мог свободно гулять по его дворам и садам.

Ожидание затягивалось, но принц легко удерживал свою лошадь на одном месте. Моя же все время норовила встать на дыбы. Я никогда не был хорошим наездником, но мне казалось, что сейчас дело скорее в том, что лошадь чувствует мое беспокойство.

Наконец в нашу сторону поплыло несколько огоньков.