— Бывает время, когда я с тоской думаю о своей кафедре в Академии, — признался он. — Моя задница не рассчитана на долгое сидение в седле. Это ужасно. Боюсь, я не очень похож на наездника. Прошу прощения за эти жалобы.

— Я думал, что Император смог бы найти достаточно жрецов, которые неплохо благословят воинов и закалят их дух перед боем. Зачем же было отрывать тебя от твоих исследований? — сказал Горгидас.

— Жрецов здесь немало, — ответил Нейпос, удивленный недогадливостью врача. — Я тоже занимаюсь этим, но не ради благословений меня сюда призвали.

— Что же тогда, ваше превосходительство? Магия? — спросил Виридовикс с коварной улыбкой.

— Ну да, конечно, — ответил Нейпос, все еще удивленный тем, что нужно об этом спрашивать. Затем брови его перестали хмуриться, словно он припомнил что-то. — Ах да, правда, в вашем мире о магии больше говорят, чем используют ее, верно? Хорошо, друзья мои, ответ мой таков: если бы не магия, то как бы вы маршировали по мертвой пустыне? Ну, что вы на это скажете?

Виридовикс, Горгидас и стоящие рядом римляне чувствовали себя явно не в своей тарелке. Нейпос кивнул им.

— Я вижу, что вы начинаете понимать.

Пока они все еще неуклюже пытались состязаться с Нейпосом в остроумии, Гай Филипп дошел до сути вопроса.

— Если вы используете колдовство во время битвы, что же нам, простым смертным, еще ожидать? Орд демонов, летящих с неба? Камней размером с человека, пущенных с огромной скоростью? Великие боги! Или сама земля разверзнется под нашими ногами?

Нейпос улыбнулся словам центуриона, но на лицах своих слушателей он увидел страх перед неизвестным и сделал все, что мог, чтобы ободрить их.

— О нет, нет, никаких ужасов, обещаю вам. Магия во время битвы — вещь очень рискованная. В бою умы и чувства людей напрягаются до предела, и самые сильные заклинания могут не сработать. В этом случае волшебникам часто приходится спасать свою собственную шкуру. Для магии нужны время и спокойствие. Помните еще вот что. У обеих армий есть маги. Обычно они подавляют заклинания друг друга и судьбу сражения оставляют в руках солдат. Короче говоря, вам нечего бояться. Я думаю, что я и мои коллеги из Академии будем в состоянии удержать нашего друга Авшара в узде. И, возможно, даже шлепнем его покрепче, чем он рассчитывает. — Голос Нейпоса был твердым и уверенным.

И все же, несмотря на заверения жреца о малой пользе колдовства во время боя, Марк не мог забыть о говорящем трупе в оружейной комнате башни Видессоса, он не мог не думать о жутких слухах, окружавших самое имя Авшара и битвы, где он участвовал.

Он сжал рукоять доброго галльского меча. Там, по крайней мере, было что-то, что могло удержать колдуна на безопасном расстоянии.

На пятый день марша от Гарсавры показались первые признаки того, что Видессос подвергался нападениям. Полоса разграбленных, сожженных сел лучше всяких слов свидетельствовала о том, что летучие отряды Казда проходили этим путем. Разоренные поля, брошенные фермы, разграбленные монастыри заставляли людей гневно сжимать кулаки. Некоторые следы были совсем свежими. Голодные собаки с воем бегали возле монастыря, ожидая хозяев, которые уже не могли вернуться. Разрушение и убытки, причиненные кочевниками, были, в общем-то, обычными для любой войны. Но для бога Империи, для Фоса, казды приготовили особенное унижение. Маленькая часовня возле жилища монахов была жестоко осквернена. Изображения бога на стене были порваны в клочья, а алтарь разбит — им топили печи. Самым страшным оскорблением было то, что в часовне устроили конюшню. Но если этим Казд хотел повергнуть в ужас своих врагов, то он просчитался. Видессиане уже имели немало причин ненавидеть своих западных соседей. Теперь та же ненависть запылала в сердцах наемников, которые стали следовать учению Фоса. Маврикиос лично проследил за тем, чтобы все его солдаты заглянули в часовню, оскверненную врагом. Сам он не сказал ни слова. В этом не было необходимости.

Разрушения огорчили и Марка, но по другой причине. Он давно уже понял, что Казд был тем врагом, с которым стоит сразиться. Со страной, где в чести такие люди, как Авшар, невозможно поддерживать даже видимость дружеских отношений. Но трибун недооценивал силы Казда, и теперь он это понял. Императорская армия была еще на полпути к западным границам Видессоса, а земля уже несла на себе отметину вражеских набегов. И сегодня они видели лишь слабое касание руки Казда. Что же увидят солдаты через пять дней пути? Через десять дней? Останется ли там хоть что-нибудь живое?

В эту ночь в римском лагере не раздалось ни одной жалобы. Легионеры безропотно копали ров, строили насыпь, втыкали колы. Ни одного казда еще не было видно, но солдаты подготовили лагерь так, словно находились на вражеской территории.

Скавр же радовался, что его группе пришла очередь навестить своих женщин. Когда они бежали к женским палаткам, Марк внимательно осмотрел укрепления, построенные союзниками. Он всегда делал так. Женские палатки были окружены неким подобием частокола, но он был не крепче, чем прочие сооружения видессиан. Слишком много больших, наспех воткнутых в землю древесных стволов, которые двое или трое мужчин с легкостью могут оттащить в сторону. Римляне же положили три ряда бревен, не обрубая ветвей. Такие бревна труднее сдвинуть с места, и даже если враг успеет сбросить два-три ствола, это еще не создаст бреши, в которую можно прорваться. Он не раз говорил об этом видессианам. Те выглядели заинтересованными, но дальше разговоров дело не шло.

Часовые нервничали. На коротком пути от лагеря к палаткам римлян останавливали пять — шесть раз.

— Головой думай, дурак! — сердито буркнул Марк, когда его окликнули в очередной раз. — Разве ты не знаешь, что казды воюют на лошадях?

— Разумеется, — ответил часовой обиженно.

Скавр помедлил и извинился. Казды могли использовать любую хитрость, а он вовсе не хотел насмехаться над исполнительным солдатом.

Марк и сам был гораздо ближе к срыву, чем ему хотелось, и сегодня ему как никогда нужны тишина и мир, спокойная ночь в объятиях Хелвис.

Но успокоиться было непросто, хотя Хелвис и отослала Мальрика к друзьям, которые появились у него в походе. Скавр привык не открываться никому, особенно женщинам, и поэтому заговорил с ней не о том, что его беспокоило, а просто о марше, о походе, о других, не слишком важных вещах.

Неудивительно, что Хелвис почувствовала что-то неладное, но трибун наглухо загородился от нее щитом своей скрытности, и она не могла понять, в чем дело. Даже их любовь в эту ночь не принесла римлянину желанного облегчения. Он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы дать волю чувствам. В конце концов ему стало еще хуже, и трибун забылся беспокойным сном.

Ему приснился кошмар. Он снова стоял на опушке в лесной Галлии посреди своих легионеров. Кельты начали резню. Он с ужасом огляделся по сторонам. Где Видессос? Где Император? Где выжженная солнцем степь? Была ли в действительности Империя или это всего лишь фантазия, порожденная обезумевшим от страха человеком? Вот к нему подошел Виридовикс, крутя над головой своим длинным мечом — точной копией меча Марка. Трибун хотел отразить удар, но рука, которую он поднял, была пустой…