– Знает ли Шейх-уль-Ислам об этом происшествии?

– Пусть он опровергнет его, если может, чудо нельзя отрицать! – продолжала султанша Валиде. – Как пророчица дает она объяснение неизъяснимым предметам, подает советы и помощь! Она видит более, нежели могут видеть человеческие глаза, и голос ее звучит как ангельский! Дом софта не бывает теперь пуст, и бедность его превратилась в богатство, так как каждый спешит принести к нему в дом какой-нибудь дар!

– Твой рассказ доказывает твою веру в странный случай, – сказал султан, – но я не могу решиться серьезно поверить ему! О подобных происшествиях рассказывали уже неоднократно!

– Но никогда еще ни о чем подобном! – возразила султанша Валиде горячо.

– Ты была уже в доме софта?

– Нет еще, но я решилась посетить его не для себя лично, не для своих дел, но единственно для того, чтобы, наконец, получить объяснение планов Мансура, – сказала султанша Валиде и встала с места. – Должно же, наконец, решиться – мои ли сомнения основательны, или твое доверие справедливо!

– Я ничего против этого не имею, но сообщи мне о результате твоего посещения, – заключил султан разговор. – Из твоего рассказа, из твоего доклада о том, что ты видела и слышала, я лучше всего могу понять, что это за происшествие! Но будь осторожна, не выдай своего намерения касательно Мансура, чтобы невольно не содействовать могущему произойти обману! Да хранит тебя Аллах.

Там, где из Каира в Суэц извивается караванный путь по пустыне Эль-Тей, где Синай гордо подымает свою священную вершину, а Красное море гонит свои волны до Суэца и Акабы, шел одинокий человек.

Это было удивительно, чтобы человек рискнул один идти навстречу опасностям пустыни, и к тому же без лошади или верблюда. Путешественники всегда соединяются в караваны. Человек этот отважился на невероятное. Спокойно, мерным шагом, сгорбившись, шел он по песку пустыни. Между тем после жаркого дня наступил вечер.

Одинокий путешественник опирался на пилигримский посох. Зеленая арабская головная повязка, концы которой развевались по обе стороны, полузакрывая бледное лицо, обвивала его голову, а под ней, при ярких лучах вечерней зари, сверкала узкая золотая маска. Рваный желтовато-серый плащ походил на полинялую орденскую мантию. На ногах путешественника были кожаные сандалии, которые укреплялись широкими ремнями выше лодыжки. Седая длинная борода спускалась на грудь, но он не казался стариком, напротив, походка его была тверда и уверенна. Кругом, насколько мог обнять глаз, не было видно ни одного живого существа. Далеко вокруг, до самого горизонта, ничего, кроме песка, облитого красноватым светом вечерней зари! Ни одной тропинки не было видно, ничто не указывало место отдыха, ничто не показывало направления! Песчаное море окружало путника в оборванном плаще. Но все же след был, обозначавший ведущую через пустыню дорогу – большие караваны оставили следы на пути! Тут лежали полусгнившие останки овцы, там сандалия, в другом месте – оборванный мех для воды, посох, остатки головной повязки и другие вещи, обозначая место, где караван отдыхал и откуда уже продолжал свой дальнейший путь.

Ни деревца, ни кустарника, ни былинки – ничего, кроме страшной пустыни смерти! Ни пения птички, ни жужжания жука, ни плеска воды – всюду тишина! Пагубна эта тишина, мучительна, и смертельный страх овладевает всяким, кто в первый раз отважится пуститься в это плавание по песчаному морю!

Но путник в оборванном кафтане не чувствовал, по-видимому, ни страха, ни одиночества. Он, казалось, привык к ужасам и опасностям пустыни.

Когда же вечерняя заря мало-помалу потухла и горизонт оделся сначала в пурпурно-красный, затем в фиолетовый цвет, когда в туманной дали песок пустыни, казалось, слился с небом и наступил час молитвы, одинокий путник опустился на колени и, обернувшись лицом к Мекке, тихо произнес молитву.

Едва на далеком западе зашло солнце, как на востоке уже взошла луна и тихо поднялась по небу, проливая свой серебристый свет на необозримую пустыню.

Фигура в лохмотьях встала. Теперь, при бледном лунном свете, она еще отчетливее выделялась своею длинной тенью.

Только хотел путник продолжать свой путь, как заметил вдали полузакрытое туманом, но все-таки очень заметное явление пустыни, ту фата-моргану, которая зовется караваном духов.

Точно так же, как это бывает вблизи некоторых берегов, кажется, будто в этом песчаном море или над ним несется длинный-предлинный ряд молчаливо двигающихся фигур, навьюченных верблюдов, с трудом передвигающих ноги лошадей, – одним словом, целый караван! Путешественникам пустыни хорошо знакомо это странное явление, которое вследствие миража переносит и приближает к удивленным глазам нечто такое, что удалено на несколько миль, и при виде такого каравана духов каждого невольно охватывает тайный ужас.

Одинокий путник, глядя на призрачный поезд, узнал в нем караван богомольцев, который король Египта, подобно султану, обязан ежегодно отправлять в Мекку. Он также посылает постоянно два драгоценных ковра в Мекку и Медину, один из них, называемый Кисвей-эль-Торбей, зеленого цвета и украшен изречениями из Корана. Он предназначается лежать на гробе пророка в Медине. Другой – из черного штофа с зеленой бахромой, называемый Кисвей-эль-Неббен, предназначается украшать кровлю Каабы в Мекке.

Верблюд в роскошной сбруе везет эти дары в дорогой палатке на спине.

Кавасы окружают верблюда, и отряд кавалерии сопровождает караван через пустыню для защиты его от разбойных набегов арабов.

Перед глазами одинокого путника прошел этот караван с его богомольцами и всадниками, с его чиновниками и дервишами и с необходимою принадлежностью каждого каравана – безумными богомольцами, которые на Востоке, как состоящие под особым божьим покровительством, причисляются к святым. Они составляют постоянно самостоятельную часть каравана и ездят почти каждый год в Мекку. Между ними можно было увидеть таких, все тело которых, смуглое и худое, блестит от жиру, которым они натираются каждый день, между тем как с головы висят длинные, заплетенные или всклокоченные волосы; другие же гладко стригут голову и обвешиваются старыми горшками, сковородами и котлами; третьи, совсем почти голые, носят на теле вериги или железные кольца на шее, четвертые увешиваются пестрыми лохмотьями и трубят в рога антилоп.

При виде этого длинного каравана человек в рваном кафтане остановился, и сложа руки на груди, ждал до тех пор, пока воздушная картина снова не обратилась в ничто, из чего она и возникла.

Затем он продолжал свой путь и свернул в сторону с караванной дороги. Тут вдали на горизонте выплыла едва видимая черная точка. К этой-то точке и направился одинокий путник; последняя становилась все больше по мере того, как он к ней приближался. Скоро показалась темная, громадных размеров пирамида. Среди песков пустыни и бесконечной глади равнины вырастало это мощное, воздвигнутое из больших плит здание. Оно высится здесь целые тысячелетия, как огромный знак давно минувшего времени, как памятник старины, которого никакая сила не в состоянии была разрушить – даже время.