— Есть! — приказал он.

Она отрицательно качнула головой и хотела убежать на кухню, но индеец крепко держал ее за руку.

— Мы не есть, если твоя не пробовать пища.

Мы твоя не знать. Но знать, что есть служанка в доме у негодяй…

Что-то дрогнуло в глазах негритянки, пока она обводила взглядом ставшие неподвижными, словно окаменевшие лица белых и откровенно угрожающее — Понго. Но она замешкалась лишь на мгновение. Потом презрительно поморщилась, взяла ложку и проглотила содержимое. И, пожав плечами, скрылась на кухне.

И, хотя гости чувствовали ее присутствие за тонкой низкой перегородкой, атмосфера разрядилась.

— Ну так как же? — спросил Пьер Менар. — Можно начинать?

Но Жиль все не решался притронуться к еде.

Он вопросительно посматривал то на Понго, то на Финнегана, склонившегося над своей тарелкой и старательно обнюхивавшего пищу, и наконец отставил блюдо подальше.

— Если хотите знать мое мнение, лучше сегодня обойтись сыром и фруктами. Женщина колебалась, когда Понго заставил ее попробовать свою стряпню.

— Но все-таки попробовала, — возразил Жермен, который, совершенно очевидно, был покорен экзотическим очарованием служанки. Значит, еда не отравлена…

Финнеган поставил на стол опустошенную бутылку.

— Нет, не отравлена, но это еще не значит, что она безопасна, и я согласен с шевалье — лучше не трогать блюдо, каким бы аппетитным оно ни казалось. Эй, Дезире! Заберите-ка все это и дайте нам чистые тарелки.

Но ему никто не ответил. По ту сторону перегородки не раздавалось больше ни звука.

— Наверное, сбежала через окно, — сказал Жиль.

Он вскочил и бросился на кухню.

Окно оказалось закрытым, и сначала Турнемин никого не увидел. На полках громоздились горшочки, банки, висели плетенки лука и связки сухих фруктов. Посредине стоял стол, и, обходя его. Жиль наткнулся на

Дезире: свернувшись калачиком, подложив локоть под голову, девушка спала, да так глубоко, что даже не шелохнулась, когда хозяин попробовал разбудить ее.

— Эй, идите все сюда! — крикнул Жиль. — Похоже, Понго оказал нам хорошую услугу, когда заставил кухарку испробовать то, что она приготовила, на себе.

Опустившись на колени, Лайам поднял веко негритянки, пощупал пульс. Потом выпрямился и, вздохнув, сказал:

— А она всего ложку съела! Если бы мы проглотили все, что было положено на тарелки, то уснули бы не в пример крепче, так глубоко и надолго, что очухались бы, вероятно, на том свете.

Даже если бы нас, на китайский манер, стали резать на кусочки, мы и то бы глазом не моргнули.

— Значит, снотворное зелье, чтобы нас усыпить, — сделал вывод Жиль. — Но почему, в таком случае, не яд, куда проще?

— Видно, что-то было на уме у того, кто отдавал приказ. Чутье мне подсказывает, что ночью прибудут гости и им почему-то нужно, чтобы мы спали, но не умерли…

Много позже, воскрешая в памяти эту сцену, Турнемин не раз вспоминал, какое тревожное молчание повисло, когда Финнеган кончил говорить — все словно чего-то ждали, ждали и дождались.

Внезапно откуда-то со стороны гор раздался глухой рокот тамтама — он звучал как-то странно, неровно. Тут же отозвался другой, гораздо ближе к реке.

Финнеган выругался сквозь зубы.

— Проклятые барабаны джунглей! Надо было выучить их язык, когда была возможность. А то теперь вот и погибнуть можно из-за невежества.

— Язык, говорите? Неужели эти неровные удары что-то означают?

— Разумеется, это совершенно определенные сигналы. Натянутая бычья кожа говорит под рукой негра так же внятно, как мы словами. Послушайте сами — они перекликаются…

И действительно, словно два гулких голоса переговаривались в ночи, и звук их был страшен Среди окружающего безмолвия.

— И что… что же нам теперь делать? — прошептал Мулен, самый молодой из матросов.

— Готовьте оружие… а потом пусть будет так, как им хочется, — заявил Турнемин. — Мы должны были уснуть, отведав рагу, что ж, притворимся спящими, но держитесь начеку! Как говорит доктор, подождем гостей. Но для начала уберите со стола блюдо и опорожните тарелки.

Еду вывалили в мусорное ведро на кухне, а пустую посуду снова поставили на стол; каждый занял свое место и, наспех перекусив хлебом и сыром, глотнув хорошенько из бутылки, проверил, заряжен ли его пистолет или мушкет и снят ли предохранитель.

Грохот барабанов становился все громче и свирепее, а потом вдруг смолк. Беседа окончена. И в наступившей тишине ясно раздался скрип рессор приближавшейся повозки.

Как ни был отважен Жиль, холодок страха все же пробежал у него по спине. Неужто и здесь, на самом краю земли, его нашла возникавшая в ночи, как призрак, повозка Смерти, катафалк Анку, которым пугали детей в бретонских дюнах?

Он быстро перекрестился и заметил, что побледневший ирландец сделал то же самое.

— Господа, — произнес Турнемин, — пора занять позицию, чтобы ни один без моего сигнала не шевельнулся… и спаси нас. Господь! На всякий случай благодарю вас за верную службу…

Четверо бретонцев и Финнеган живописно повалились на стол, среди тарелок и стаканов, Жиль лег на пол возле своего стула, а Понго предпочел отойти к дивану поближе к дверям. Однако все устроились так, чтобы не было видно рук — в одной каждый сжимал нож, а в другой — заряженный пистолет. И стали ждать…

Прошло совсем немного времени. Скрип повозки сначала приблизился к дому, потом чуть-чуть удалился и стих. Приглушенные голоса, стоны, где-то неподалеку открылась дверь. Стоны стали глуше, потом раздался ужасный крик, и все смолкло.

— Это в овине, рядом с домом, — прошептал Жиль. — Внимание! Идут к нам.

Доски веранды взвизгнули под каблуками сапог, и Жиль, расположившийся так, чтобы держать под прицелом дверь, увидел, как кто-то вошел в комнату. Двое — Жиль приоткрыл глаза и узнал Лаброша и Тонтона. Первый громко расхохотался.

— Сработало, гляди-ка! Храпят себе, словно боровы! А красавчик-то, что кричал на нас днем, валяется на полу, как тряпка… Ах ты, белокожая тварь!.. Вот тебе.

Покрытый пылью сапог из грубой кожи угрожающе приблизился к Турнемину, но ударить не успел. Жиль перехватил его на лету и дернул.

Надсмотрщик упал, а Понго одним прыжком перемахнул через комнату и, сев верхом на Лаброша, приставил к его горлу кинжал. Жиль вскочил на ноги и направил пистолет на Тонтона.

— Свяжите его, и как следует, — приказал он матросам. — Но так, чтобы мог ходить. И этого тоже, Понго.

Через мгновение беспомощные надсмотрщики сидели рядышком на диване, а Турнемин грозно стоял перед ними.